И еще Томасу вдруг почудилось, что старуха слишком уж быстросогласилась пойти на колдовство. Сделала вид, что ее буквально заставили, носейчас все делает явно не из-под палки.

Закончив подготовку, задумалась на миг.

— Сейчас попробую... а вы сидите тихо. Собьете,получится худо.

— Не шелохнемся, — заверил Олег. — Правда,рыцарь у нас малость пугливый, но это от того, что песни сочиняет в честьдамы...

— За себя говори, — огрызнулся Томас. —Давай, бабуля, даже не моргну.

Он напрягся за столом, поставил локти на столешницу иукрепил ноги, чтобы не дрожали.

Вспыхнул багровый свет, недобрый и тревожащий сердце, словнопо стенам расплескали горячую кровь. Череп на полу раскалился докрасна, изпустых глазниц ударил желтый свет.

Томас сжал кулаки с такой силой, что ногти врезались владони. Он давил в себе вопль, попытался закрыть глаза, но и сквозь веки видел,как из черепа поднимается и быстро растет чудовищный, закованный в толстуюсталь демон. Шлем закрывает голову сверху, сзади и с боков, но жуткое лицопокрыто такой кожей, что вряд ли рассечешь ее простым мечом, вообще морда похожана грубо обделанный валун.

Глаза демона вспыхнули свирепой радостью. Нижняя челюстьслегка опустилась, обнажая длинные острые зубы, он перевел взгляд хищника сзастывшего Томаса на Олега, вздрогнул, челюсть отвисла еще ниже, в глазахликование сменилось сперва недоумением, потом диким страхом.

Он сделал шаг назад, толстые лапы приподнялись, будтозащищался от удара, метнул злобный взгляд на старуху.

— Не трожь бабку, — сказал Олег строго.

Демон взвизгнул, присел к полу и, мгновенно превратившись вдымок, втянулся в череп, а из него в земляной пол.

Старуха, ошалев еще больше Томаса, сидела бледная итрепещущая, переводила взгляд с Олега на череп и обратно. Олег раздраженнобуркнул:

— Какие-то пугливые они у тебя. Правда, я небритый...Но я же целоваться с ним не собирался... вроде.

Томас наконец заставил себя героически вернутьсамообладание, сказал мужественным голосом героя:

— Сам виноват.

— Я?

— Ты. Мог бы спрятаться пока.

— Где тут спрячешься?

— Ну вышел бы за дверь. А то снова всех чертейраспугаешь! Бабуля, давай еще разок. Только такого, что не очень... Трусливыеобычно еще и врут, так что ищи черта покрепче.

Старуха отшатнулась, запавшие глаза вылезли наружу, как урака.

— Покрепче?.. Да это был сам Вельзевул!

Олег покачал головой.

— Нет, не Вельзевул.

— Не Вельзевул, — подтвердил и Томас. — НаВельзевуле пояс, который я для него сшил. Зови еще разок, мы этого брехунаприпрем к стенке! Он нам все выложит...

Губы его зловеще искривились, старуха со страхом смотрела вгрозное лицо свирепого рыцаря. Слухи о зверствах крестоносцев в Святой Земледокатились и в Британию, а такой вот вполне мог и черта пытать, как сарацина,рыцари не особо видят разницу.

Старуха задрожала, руки бессильно опустились.

— Не могу. Это было все, что я могла...

Олег поднялся.

— Ладно, спасибо за хлеб-соль. Томас, пойдем, нельзязасиживаться. Сами отыщем дорогу.

Когда они спустились с крыльца и садились на коней, старухас порога крикнула вдогонку:

— Спасибо!

Олег отмахнулся.

— Не стоит за такую мелочь.

Когда они углубились в мелкий, покореженный болезнями лес, агнилая вода привычно захлюпала под копытами, Томас вдруг вспомнил:

— А что ты демону насчет бабки?

— Чтоб не трогал, — ответил Олегравнодушно. — Пусть доживает старуха. Мелочь, а ей приятно.

— Пусть, — согласился Томас. — А что, онхотел утащить ее?

— Да, — ответил Олег сумрачно. — Бабка еговызвала, чтобы нас сожрал, а когда демон... передумал, хотел было схватить ее.

— За что?

— За горло, наверное.

— Нет, он же... Ах бабка, бабка! Пусть бы утащил в адпредательницу. Зачем остановил?

Олег отмахнулся.

— Так много молодых парней жизни лишил... что пустьхоть бабка поживет.

Томас сказал саркастически:

— Какой равноценный обмен!

— А что, — буркнул Олег, — порой умный старикстоит дороже тысячи молодых дурней.

Вязкий сырой воздух забирался под одежду и даже под кожу.Томас ехал с тем же непроницаемым лицом, хотя под доспехами рубашка промоклатак, что хоть выжимай, в сапогах мерзко чавкает, словно ноги не в стременах, амесят топкое болото. Туман поднимается грязными клочьями, ползет надповерхностью болот, даже в ветках деревьев иногда торчат его зацепившиесялохмотья.

Олег, щадя Томаса, часто устраивал привалы, но хоть иустали, кусок в горло не лез среди смрада, вони и разлагающихся жирных болотныхрастений. Томас выезжал вперед, когда тропа сужалась, он-де воин, а отшельник —мирный человек, тут уж неважно, что у этого мирного силы побольше, но статусесть статус, а раз положено, то...

Он охнул, пальцы метнулись к рукояти меча, там и застыли, даи сам застыл, не в силах отвести взгляда от крупной ящерицы на камне в сторонеот дороги. Серая с зеленым, она отличалась от прочих ящериц размерами инебольшой короной на голове, да еще глаза сверкают, завораживая, как двакрупных рубина.

Олег проехал мимо, толкнув коня Томаса в сторону, на ящерицусказал грозно:

— А ну кыш, красотка!

Ящерица быстро перевела взгляд на другого человека. Глазауже не сверкают, а полыхают, разгораются адским пламенем. Томас вздрогнул, оножидал, что Олег вытащит из-за спины посох и что-то сотворит непотребное, носпасительно-колдовское, однако отшельник на ходу свесился с коня, подхватилбулыжник размером с конскую голову и швырнул в ящерицу.

Камень с сухим стуком ударился о валун, ящерица исчезла, абулыжник разлетелся вдребезги. Мелкий обломок просвистел мимо уха Томаса, тотподумал устрашенно, что отшельнику бы вместо баллисты в стены замка камниметать — недолго бы тот продержался. Скованное холодом тело начало оживать, кровьпобежала по жилам, а руки шевельнулись с таким усилием, что чуть не отломились,как промерзшие насквозь ветки.

— Что... за... дрянь... — выговорил он с трудомтяжелыми, как льдины, губами.

— Василиск, — ответил Олег равнодушно. — Аможет, и не василиск. Но на василиска похож. Заметил, какая у нее оранжеваяполоска вдоль спины? Правда, у василисков красноватая, но если у молодых, токак раз оранжевая... Хотя молодые еще не могут вот так, эта уже матерая.