Она что-то прикидывала, взвешивала, ничуть не пытаясьпускать в ход слезы и капризы. «Потрясающая все-таки женщина, – оценилБестужев. – Мужчиной бы ей родиться, в охранное бы поступить – цены бне было…»

– Предположим, дело он вам покажет. Что тогда?

– Я не отзовусь о нем в отчете плохо, – сказалБестужев. – Это в данной ситуации – уже кое-что… Поверьте. А если онмне расскажет как на духу, кто уговорил его прятать от меня дело, прикидыватьсязапойным, да выразит это письменно… тогда… Ну хорошо. Тогда – перевод вПетербург. Приложу все старания.

– Ну что же, – сказала она медленно. – Вы, явижу, серьезный игрок… Можно нескромный вопрос? Вы, случайно, мальчиками не интересуетесь?Бессилием, быть может, страдаете?

– Ирина Владимировна… – поморщилсяБестужев. – К чему это? – Не было смысла разглагольствовать перед нейо долге и чести, следовало подыскать что-то более понятное ее циничнойнатуре. – Заверяю вас, я в этом отношении совершенно нормален. Просто…Разве вы никогда не слышали, что для мужчин карьерные побуждения могут бытьдаже важнее женского внимания? Я уверен, ваш муженек кое на что закрывает глазав видах карьеры… а?

– Что вы имеете в виду? – насторожилась она.

– О, это чистая абстракция… – заверилБестужев. – Понимаете ли, за успешное завершение дела мне обещали звезду.Неужели же я променяю ее на женское… внимание?

– Ах, вот вы какой…

– Вы в этом видите нечто ненормальное?

– Ну что вы, ротмистр, наоборот… Вполне понятныепобуждения.

– Значит, мы договорились?

– Как вам сказать… – протянула она. – Давайтеискать компромисс. Я не настолько глупа, чтобы думать, будто вы поверите однимобещаниям… но и сама на одни обещания клюнуть не способна. Требуется золотая середина…

– То есть?

– Следственное дело он вам представит, можете на меняположиться. Нынче же. А вот имя того, кто… оказывал на него давление, я вамоткрою только в Петербурге. Когда Викентий получит новое назначение и ничегонельзя будет переиграть.

– А не обманете? – ухмыльнулся Бестужев.

Она ответила столь же откровенным взглядом:

– А какой резон? Во-первых, мы уже будем внедосягаемости… его возможностей, во-вторых, вы всегда можете устроить Викентиюкакие-то притеснения по службе, если я обману…

– Ирина Владимировна, вы и в самом деле незауряднейшаяженщина, – искренне сказал Бестужев. – Вам бы у нас служить…

– Я бы смогла, – кивнула она с серьезнымвыражением. – Значит, мы договорились, Алексей? Муж вам покажет дело, а выне будете его терзать вопросами по поводу того… Ну, а остальное – простите, вПетербурге.

– Согласен, – кивнул он.

Красавица выпрямилась, по ее губам пробежала легкая улыбка:

– Вы в самом деле отпустите меня теперь просто так? Неподумайте, что я к вам вульгарно подлизываюсь… но я и в самом деле редковстречала достойных меня мужчин. На которых извечное женское оружие действуетплохо… Быть может, спросите шампанского и запрете дверь?

– Откровенность за откровенность, – сказалБестужев, стараясь, чтобы в его голосе звучало искреннее сожаление. – Вывеликолепны, – он подпустил во взгляд цинизма. – Ах, с какимудовольствием я бы с вас все это содрал… ах, простите, совлек. Но у менянастолько нет времени… События разворачиваются быстрее, чем мне хотелось бы.Только что поступила депеша из Петербурга, меня категорически торопят. Временинет совсем…

…Опустившись в кресло, Бестужев усмехнулся:

– Вы прекрасно выглядите, мой дорогой.

– Ротмистр, мы же, насколько я помню,условились… – страдальчески поморщился Аргамаков.

– Простите, – кивнул Бестужев. – Этого якасаться не буду… А интересно, между прочим: прокурора Верещагина зовут вточности как и вас, он тоже Викентий Сергеевич…

– Да, интересное совпадение…

– Это все математика, – дружелюбно сказалБестужев. – Знаете, мне однажды один приват-доцент сообщил любопытныйматематический фокус. Если в одном помещении окажутся не менее тридцатичеловек, у двоих из них непременно совпадут дни и месяцы рождения. Да-да,представьте себе. Мы не раз проверяли в достаточно больших компаниях – и всегдаподтверждалось… Викентий Сергеевич, ну что вы такой печальный? Все идет хорошо…Давайте дело.

– Если бы хорошо… – вздохнул Аргамаков, но покорновыложил на стол тоненькую папку.

Бестужев нетерпеливо ее раскрыл. Ага, место находки гильзыуказано правильно, с дополнением: «деформирована по неосторожности городовогоЗыгало». Надо понимать, при составлении протокола присутствовало достаточно непосвященныхлюдей, чтобы наш Некто побоялся фальсифицировать бумаги… Пуля… Почему конвертвскрыт и сургучная печать разломана пополам?!

– Викентий Сергеевич! – не сулящим ничего хорошегоголосом произнес Бестужев, демонстрируя пустой конверт.

– Я же вам говорю, что все пошло вовсе не так гладко…

– Где пуля?

– Ее минут десять назад забрал штабс-ротмистр Рокицкий.Вот расписка, по всей форме. Уж не знаю, как он узнал, что я появился наслужбе, только нагрянул, как снег на голову, категорически потребовал пулю…

– И вы отдали… – поморщился Бестужев. – Онвас что, запугал?

– Ну, скажем так, имели место определенные напоминанияо возможных неприятностях, связанных с обстоятельствами, которые вам должныбыть неинтересны…

– Чтоб вас черт побрал… – зло выдохнулБестужев. – Где же его искать-то теперь?

– А он в аптеку пошел. Я видел в окно. Вон там –аптека, на другой стороне улицы, наискосок…

– Давно?

– Я же говорю, минут десять назад, вы с ним едва нестолкнулись нос к носу…

– Он был в форме?

– Да, в полной форме…

Подойдя к окну, Бестужев сразу увидел ту самую аптеку. Недолго думая, сказал:

– Давайте сюда расписку. Дело я заберу с собой… потомверну, не ерзайте!

Завязал тесемки, сунул папку под мышку и почти выбежал,надевая фуражку на ходу, задев ножнами шашки за косяк. Зыгало расхаживал увхода, судя по его виду, не терзаясь никакими особенными мыслями.

– Подожди здесь, – сказал ему Бестужев инаправился к аптеке.

Как и в любом другом приличном заведении подобного рода,внутри на подоконниках стояли пузатые шары, наполненные красными, синими ижелтыми жидкостями, подсвеченными сзади керосиновыми лампами. Над дверью, какполагается, укреплен большой двуглавый орел, черный с золотом и яркойкиноварью. Мельком подумалось, что в витринах аптек отчего-то никогда не бываетзеленых или, скажем, фиолетовых шаров, то бишь – подкрашенной этими краскамиводы. Почему? Да кто его знает, загадка…