– Теперь я понимаю, что нашел в вас Герасимов, –кивнул полковник, не выказывавший никакого беспокойства. – На Олечку вышличерез Тутушкина?

– Разумеется, – сказал Бестужев. – Видите ли,полковник, это звучит несколько парадоксально, но в пользу того, что главныйвиновник сидит повыше Рокицкого, как раз свидетельствовало отсутствие улик иследов. Только человек весьма высокопоставленный, имеющий доступ к ключевымсекретам жандармерии и охраны, мог организовать подобную «яму». Только он знало точном времени выхода с приисков золотых обозов – ведь Польщиков регулярносообщал о датах шифродепешами в управление… Только с вашей санкции мелкотевроде Даника могли выдавать билеты охранного отделения – хотя вы и в этомслучае выставили вперед Рокицкого. Только вы могли «спрятать» Мельникова отПетербурга. Только люди вроде вас могли пренебречь деньгами и пистолетом вкомнате Штычкова… Кстати, Баланчук сознательно работает с вами или вы его тожеиграете втемную? Мне почему-то кажется, что вернее всего – первое. Очень ужнепонятным выглядело упорство, с которым столь опытный жандарм, розыскник,заверял меня в виновности Енгалычева – на основании чертовски шатких улик…Собственно, и не улик даже, так, чепухи… Баланчук работает с вами?

– Предположим, – кивнул полковник, глядя на негоиронично и спокойно.

– Я понимаю, отчего вы так уверенно держитесь, –кивнул Бестужев. – Чувствуете определенную неуязвимость ваших позиций.Мельников выскользнет из рук. С Даником вы что-то проделали… или, покрайней мере, успели вбить ему в голову убедительную версию, которой он будетдержаться изо всех сил. Олечка недосягаема… вы ведь выбрали на роль убийцыименно ее, а не посвященного во все хмурого сообщника только из-за ее папаши?Умышленное убийство чина охранного отделения – вещь крайне серьезная, любойсообщник может занервничать, выдать вас из страха за свою шкуру, а то ишантажировать начнет. Меж тем Ольга недосягаема из-за отца и ввиду полнейшейненадежности ее свидетельств – даже без трудов папаши опытный врач вынесетрешение о серьезных нарушениях в работе затуманенного кокаином мозга… Неплохо.В чем-то даже талантливо.

– Рад, что вы это признаете.

– Полковник, – с любопытством спросилБестужев, – а почему вы мне не угрожаете? Или не пытаетесь подкупить?

– Вы ж не возьмете, правда? – хмыкнулЛарионов. – Из-за гонора…

– Я бы это назвал иначе – офицерской…

– Бросьте, ротмистр! Хороша честь, когда нечего есть…

– С голоду пухнете? – усмехнулся Бестужев. –Знаете, я изучал кое-какие ученые труды по психологии преступников, наши ииностранные. Хотите, скажу, от чего вы поденно страдаете? От невозможностивыговориться. Похвастаться перед понимающим человеком вашей хитростью и умом…

– А чем вам поможет моя исповедь? Не имеющая никакойюридической силы? – Полковник хохотнул. – Ротмистр, я, простите,лишний раз убеждаюсь в превосходстве моего поколения. Никаких ваших психологиймы не знали – но работали недурно-с. А?

– Бесспорно, – согласился Бестужев. – Но яхотел бы сказать вам в лицо, что вы…

– Позвольте-с! – поднял ладонь полковник. –Алексей Воинович, вот этого не надо… Во-первых, я все равно не приму никаких вашихкартелей,[32] как бы вы меня ни пытались оскорбить. Как можнодоверять неизбежным случайностям полета пули, руководимым исключительнобаллистикой и мышечной рефлексией? Во-вторых, я могу рассердиться на ваши оскорбления,я как-никак живой человек. Вы уж держитесь в рамках… Неужели идеализм настолькоуж бродит у вас в голове? Что, собственно, произошло? Иванихин лишилсянескольких пудов золота. Он вам дороже отца и брата? Сволочь толстобрюхая,купчишка, мизерабль… Он и на вас-то смотрит как, простите, на дерьмо… Думаете,не знаю, чем окончилось ваше сватовство? И вы все еще питаете к немурасположение?

– Ну, предположим, не к нему, а к законам… Кстати, этоведь вы навели его на меня в ту ночь?

– Нужно же было с вами что-то делать… Алексей Воинович,вы только не делайте из меня монстра, чудовище. Подумаешь, несколько облегчиливанихинские закрома… Вам напомнить, что творят наши великие князья, членыавгустейшей фамилии? Алексей Михайлович нагрел руки на авантюре с концессиейБезобразова в Маньчжурии, смахнул в карман огромные суммы, предназначенные напостройку военных кораблей. Михаил Николаевич спекулирует земельными участкамина Кавказе. Алексей Александрович, высочайший шеф военно-морского флота,миллионы рублей из казенных сумм изволил присвоить. Самый безобидный из всех –Николай Константинович, этот, как гимназистик, у матери-императрицы брильянтыукрал для любовницы-певички, за что, бедняга, в Ташкент выслан… Только неговорите, будто ничего этого не знаете: пребывая в питерском охранном, будучиправой рукой Герасимова, невозможно такого не ведать-с… Даже мы, медведисибирские, осведомлены… Ну, попробуйте бросить в меня камень. Да, облегчилкупчишку…

– В трогательном единении с одним из видных эсдековскихбоевиков?

– Да полноте, какой Георгий Владиславович эсдек. С кемне бывало, ошибки молодости… Вполне разумный человек, понимает свою выгоду… Я,откровенно скажу, все же подозреваю, что некоторую часть своей доли, не такуюуж и большую, он все же передает на партийные нужды. Ну да бог ему судья. Оченьвсе это несерьезно – большевики, меньшевики, эсеры… Триста лет стоит домРомановых и будет стоять еще тысячу.

– Быть может, вы мне еще «Боже, царя храни»споете? – усмехнулся Бестужев.

– Извольте-с такими вещами не шутить! – рявкнулЛарионов, но опомнился, бледно улыбнулся. – Так о чем бишь мы? АлексейВоинович, не бог весть какие прегрешения. Подумаешь, пощипал купчишку, ихиспокон веков облегчали и дальше будут стараться…

– Снова передергиваете, – сказал Бестужевнеприязненно. – Вам напомнить весь синодик? Струмилин, Штычков, Акимов,Жарков, Енгалычев, Анечка Белякова, Петр Сажин, Рокицкий, ваш Савелий, тотнеизвестный боевик… подозреваю, и Коновалов, а? И дураку Покитько вы в комбинациинезавидную роль отвели – он у вас, похоже, и должен стать темзлоумышленником, что подсунул яд Рокицкому? Не столь уж необычайный случай:агент, убивающий от расстроенных нервов и отчаяния своего агентуриста… Да? Навашей совести, полковник, и только на вашей – все эти мертвецы…

Впервые за время разговора Ларионов проявил нечто вродесмущения. Вильнул взглядом, уставясь в стол, потерянно промолвил:

– Да тут уж, Алексей Воинович, обстоятельства самитребовали. Одно за другое цеплялось, как хохлы выражаются – попала собака вколесо, пищи, да бежи…

И тут же стал прежним – ироничным, уверенным. Бестужевапередернуло от омерзения, но он старался держать себя в руках.

– И что же я теперь, по-вашему, должен предпринять,дорогуша? – Тон Ларионова был прямо-таки отеческим. – Выйти наплощадь и заорать, подобно Раскольникову: «Вяжите меня, православные!» Глупостькакая… У меня супруга, детей растить надлежит. Вот будут у вас дети, ротмистр,узнаете, каково-то печься о их здравии и благополучии… Самоубиться? Ещеглупее. – Он открыто посмотрел в глаза Бестужеву. – Давайте забудем,а, ротмистр? Кто из нас не без греха… Все зависит от точки зрения. То, кпримеру, что вы с Танечкой Иванихиной постельку мяли, для вас предстаетшекспировской любовью, а вот для ее батюшки либо людей старого закала –блуд горчайший…