Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но есть, разумеется, сертификация через книгоиздание. То есть, человек вместо членского билета загадочной организации может предъявить собственную книгу. Однако, во-первых, носить её всё время с собой весьма неудобно, а, во-вторых, свобода книгопечатания за тридцать лет почти смела такое же инерционное уважение к книге, как к культовому предмету.
Книгу всякий желающий может напечатать за умеренную цену.
Более того, это не обязательно графоман, продавший обручальное кольцо. По этому поводу было такое замечание Натальи Ивановой «Зачем, например, Николаю Ускову, джентельмену и метросексуалу, главному редактору журнала GQ мучиться, сочинять и выпускать fashion-детектив „Зимняя коллекция смерти“? Зачем жаждут обрести низкий сегодня статус писателя телеведущие (Владимир Соловьёв, Сергей Доренко, Ксения Собчак и др.) и прочие глянцевые журналисты? Хочется обязательно иметь в своём саквояже свою авторскую безделушку книжку-шарфик, книжку-сумочку, книжку-аксессуар»?[162]
Тут можно бы сказать, что сертификацию производит издатель, но и здесь положение довольно досадное. Большему количеству писателей платят деньги настолько маленькие, что это можно назвать публикацией за умеренную цену. К тому же наиболее успешные в коммерческом плане вовсе не так хорошо вписываются в те инерционные ожидания от художественного текста, которые сохранились от русской литературы времён Общественного контракта.
Ну, может быть, настоящего писателя можно отличить внешне?
Внешне, разумеется, это сделать сложно, но по образу поведения и ареалу обитания это сделать можно.
И набор органолептических признаков (о которых так любили бормотать про себя контрразведчики из знаменитого романа Богомолова) вполне чёткий.
Настоящий современный писатель — человек симпатичный.
Это очень важно, что он обаятелен. Это не значит, что он молод и красив (хотя это и приветствуется). Очень хорошо, если настоящий писатель принадлежит к какой-нибудь редкой национальности (правда, он тогда может стать пожизненным послом этой нации в литературе и соскучится).
Важно, что он органично смотрится в телевизионной передаче, на радио — не косноязычен, не впадёт в истерику и не станет тошниться в прямом эфире.
Это не значит, что сертифицированный писатель должен нести безликую и гладкую чушь, будто дипломат перед журналистами. Он должен быть клоуном, но не страшным, а обаятельным.
Он должен обладать приличным здоровьем, чтобы совершать перелёты на книжные ярмарки и вообще принимать участие в профессиональном туризме. При этом он не должен напрягать устроителей этих мероприятий — не капризничать, не бояться авиаперелётов, не обладать повышенным гонором и относиться с доброжелательным юмором к накладкам и путанице в организации.
А устроители культурных мероприятий, кстати, очень важные люди. Это только так кажется, что Министерство по делам писателей исчезло. Наоборот, оно расширилось и стало международным — и я хотел бы от всей души пожелать ему процветания, потому что оно наименее кровожадное из всех министерств.
Но вернёмся к идеальному и сертифицированному по габитусу писателю.
Что очень важно — он должен прилично знать иностранные языки.
Настоящий писатель должен уметь читать лекции на разных языках, потому что переводчики всегда опаздывают, а в связи с перепроизводством книг чтение стало необязательной частью литературы. Если писатель может пересказать иностранцам то, о чём он написал, то он обеспечен хлебом на ближайшее будущее.
То есть, он настоящий сертифицированный писатель.
Тут мне скажут, а как же книги?
Книги тут ни при чём.
21.11.2016
Жизнь с ключом (О сериале «Таинственная страсть» и ключах без права передачи)
Люди, склонные воспринимать себя слишком уж всерьез, в результате смеются сами над собой. Об одном знаменитом дипломате рассказывают, что у него был свой опыт обращения с молодыми коллегами, имевшими обыкновение входить к нему в кабинет со слишком уж важным видом. Когда кто-либо из них направлялся к выходу, великий человек говорил: «Помните правило номер шесть». На это неизменно следовал ответ: «Да, сэр. Непременно, сэр». В дверях молодой сотрудник останавливался и спрашивал: «Простите, сэр. В чем заключается правило номер шесть?»
Дальнейшая беседа протекала таким образом:
— Правило номер шесть гласит: не принимайте себя чересчур всерьез.
— Да, сэр. Благодарю вас, сэр. А каковы остальные правила?
— Остальных нет.
Сирилл Норкотт Паркинсон. Законы Паркинсона.
«Роман с ключом» — довольно старое понятие в литературе. Ещё несколько веков назад сочинялись романы из жизни придворных (и вообще света), в которых реальные люди были выведены под псевдонимами, и не всегда прототипы были очевидны — поэтому к роману прилагался «ключ». То есть, список действующих лиц с расшифровкой.
Русская литература двадцатого века знала несколько романов с ключом — от «Скандалиста» Каверина и «Театрального роман» Булгакова до «Алмазного венца» Катаева.
Ключи к ним, напечатанные на папиросной бумаге, я сам видел вклеенными в книги.
«Таинственная страсть» Аксёнова — тоже роман с ключом, причём не первый у него в этом жанре, и сейчас вокруг него, а вернее, вокруг его экранизации[163] возникла некоторая ажитация.
Это нормальное состояние, которое описано минимум в двух классических книгах всё той же русской литературы XX века — в «Даре» Набокова, когда на героя обрушивается вал проклятий потому что, как объясняет ему мудрый собеседник Кончеев (ключ — Ходасевич), читатели-эмигранты выносили из России идеалы, будто иконы из горящего дома, а в книге, написанной героем Набокова, один из таких идеалов отнимают. Вторая великая книга называется «Приключения Незнайки и его друзей». Там, если кто не помнит, случилась история с живописью. Главный персонаж (кстати — маленький человек, что особая характеристика для русской литературы), когда прочие коротышки уснули, взял краски и принялся рисовать товарищей: «Пончика нарисовал таким толстым, что он даже не поместился на портрете. Торопыжку нарисовал на тоненьких ножках, а сзади зачем-то пририсовал ему собачий хвост. Охотника Пульку изобразил верхом на Бульке. Доктору Пилюлькину вместо носа нарисовал градусник. Знайке неизвестно для чего нарисовал ослиные уши. Словом, всех изобразил в смешном и нелепом виде»[164]. Потом он устраивает выставку, и все коротышки, перемещаясь от портрета к портрету, смеются и хвалят Незнайку, но когда видят свои изображения, то приходят в негодование. Доктор Пилюлькин заставляет порвать творение Незнайки, обещая дать автору на ночь касторки, охотник Пулька решает больше не брать художника с собой на охоту. Художник Тюбик, как Хрущёв в Манеже, сообщает, что его портрет — «не портрет, а бездарная, антихудожественная мазня», после чего отнимает у Незнайки краски и кисточку.
И так происходит со всеми коротышками, доказывая универсальность готтентотской этики для людей любого
