Толпа зашумела.

– По-воленстирски, – строго повторил он.

– Я не мо…

На этот раз удар пришелся с другой стороны, и теперь я едва не свалилась на помост. Не свалилась, потому что мерзавец крепко схватил меня за подбородок. И я, демоны его пожри, ничего не могла сделать! Только смотреть на него и злобно пыхтеть.

– Мне сейчас не до шуток, Фло. Совсем не до шуток. Запоминай: я говорю, ты исполняешь. – Гад повертел мое лицо в разные стороны, как если бы я была куклой. – Тебе идут розовые щечки, и твое упрямство мне тоже нравится. Но… кое-что мне не нравится совсем.

Он отцепился, отступил на шаг, но продолжал сверлить меня нехорошим взглядом. Мир кружился, и никак не удавалось отдышаться, а за его горбатой спиной волновались зеваки, щелкали идиотскими камерами газетчики. А я… понимала лишь одно – свое шоу Тарэзэс прекращать пока не собирался.

– Ты же знаешь, что делать. – Он указал кончиком кинжала на пол. – Ну же. На колени перед хозяином, Фло.

Не-э-эт! Ни за что… хоть забей ты меня тут! Не способна я на подобное унижение. Не могу-у-у! Нет-нет… Лучше сдохнуть. А извращенец млел от удовольствия, наблюдая за мной.

– Ты искушаешь меня… даже не представляешь, насколько…

Он подскочил ко мне в один миг, схватил за волосы, проворно намотал их на кулак. Я взвыла от боли, негодяй уже находился за моей спиной. Еще секунда, и в результате какой-то мудреной подсечки я рухнула на колени, цепь скрутилась в катушку. Но ему и этого показалось мало. Тарэзэс перешагнул сначала одно плечо, затем другое и зажал мою голову у себя промеж драных штанов.

Дальнейшие события почти стерлись из памяти, ибо это и был самый позорный опыт в моей жизни. Помню, как ослепительно блеснул кинжал, как мерзкий изверг принялся обрезать мои волосы… нисколько не церемонясь… под корень… Я зажмурилась от боли, чтобы не видеть его морду. Он обривал меня, как… какую-то овцу. И я снова ничего не могла поделать.

Зрители окончательно взбесились, крики слились в рев, меня сотрясала крупная дрожь, лезвие царапало кожу, а вокруг все падали и падали черные локоны…

Чувство времени я утратила, но, когда все закончилось, меня вздернули за шиворот – Тарэзэс изволил любоваться результатами своих трудов.

– Така-а-ая милашка…

– Ублюдок…

Конечно, я снова получила по лицу и упала на железный настил, прямо на собственные волосы.

– Эта дрянь стащила печать. Сколько времени потребуется, чтобы подготовить новую?

– От семи до десяти дней, – отозвался легионер. – Если желаете, можете оставить азаари в штабе на это время.

– Ну уж нет! Магнитную цепь на нее и заприте в моем экипаже. – И, отдав сей приказ, к моему великому облегчению, Тарэзэс бодро поковылял прочь с платформы.

Тиреград. Канатная дорога «Харватская карусель»

Нижняя натяжная станция

Флориан Келерой

«От семи до десяти дней», – произнес тот легионер.

Ровно семь дней. Благодаря Карле у меня было ровно семь дней, чтобы спастись, убить Тарэзэса, если получится, либо не убить – уже не важно, главное, скрыться, сбежать как угодно, пока на меня не поставили следящее клеймо. А если не выйдет, лучше…

Глубоко вздохнула. Никаких «если».

Бежать. Иначе садист добьется своего – рано или поздно сломает меня. После сегодняшней убедительной демонстрации в его извращенные таланты я уверовала. Эту пародию на суд мне уже не забыть никогда.

Мысли вяло ворочались в уме. Полгода назад я заводилась от любого неуважительного взгляда, скользкой шуточки того же Макса, например. Ведь с графиней нельзя так разговаривать, на леди не положено так смотреть. Смешно, сколько энергии я потратила, бессмысленно сотрясая воздух, не понимая, что границы допустимого можно раздвинуть всегда. И вот сейчас прежние капризы показались нелепыми по сравнению с тем, какая легкая у меня теперь голова.

Нет, не смешно.

Прикрыв глаза, я прислушалась к резерву. Тишина. Разделенное сознание не откликалось, на его место пришла безликая, темная усталость, глушившая эмоции, желания… даже ненависть к Тарэзэсу едва тлела… даже совсем не хотелось курить.

В душном экипаже я просидела целую вечность, по улице повозка покатилась, только когда за форточкой окончательно стемнело. Наручники с меня так и не сняли, наоборот, в дополнение к ним поверх грязных лохмотьев навесили еще украшений. Подозрительная цепочка из зеркального металла, как сбруя, перетягивала шею, грудь и особенно плотно обвивала руки до самых запястий.

Ехали недолго, спустя минут двадцать телохранители вытащили меня наружу и повели к вратам с железной вывеской «Харватская карусель».

Две нитки этой канатной дороги, протянутые над долиной Тиреграда, я уже видела с дирижабля во время полета на острова, но вблизи наблюдала впервые. В поздний час высоко над головой рывками прокручивало трос многометровое колесо, закрепленное на тяжелых опорах. Процесс этот сопровождался пронзительным лязгом и глухими ударами неизвестных механизмов.

По лестнице мы поднялись на посадочную площадку. Дувший на высоте сильный ветер непривычно холодил затылок, и я не знала, куда деться от новых унизительных ощущений. К счастью, желающих воспользоваться фуникулером в полночь и посмеяться над лысой регесторской девкой не нашлось, хотя из дымной пелены уже выплывал тусклый фонарик очередной кабины.

Судя по расценкам на плакате, подобным транспортом в промышленные районы пользовались разве что управляющие, всякие начальники и обеспеченные гости, на худой конец, специалисты, простые же работяги еще до рассвета набивались в пригородный поезд, следовавший аж до самого предгорья и останавливавшийся у каждого предприятия долины.

Кабина подъехала пустая, телохранители раскрыли дверцы, завели меня внутрь, после чего удалились караулить платформу. Заклинание на медном потолке я услышала сразу, охлаждающая структура едва различимо вибрировала и источала клубы прохладного, приятного тумана. От нечего делать я обогнула единственную лавку и шагнула к стеклу, хотела глянуть на ночной Тиреград, но… за собственным уродским отражением ничего не увидела. Грань… какое убожество! Это же не я… совсем не я! Едва не задохнувшись от отвращения, резко развернулась и вздрогнула.

Как он приблизился так бесшумно?!

Тарэзэс вымылся, облачился в черный дорогущий шелк. Безупречность образа нарушала медицинская сетка, прикрывавшая разбитый череп. Я отвела взор. Мрак под сердцем всколыхнулся, в нем притаилось нечто – моя дикая необузданная суть, безжалостная и хладнокровная, и пусть сейчас она не способна ничего изменить, пусть на ней цепи, но она там… и она ждет момента… Ха! Все же знатную трепку я устроила этому шакалу… отодрала, как вшивую псину… А как он драпал от меня…

Между тем кабина наконец поехала вниз, а спальные районы Тиреграда назад.