– Видишь, либо честность, либо заплати свою цену. – Судья развернулся к толпе. – Отныне Флориан Келерой – азаари Бадда Тарэзэса и подданная Тамико. Если никто не желает выдвинуть новых обвинений, то… приговор вынесен.

В воцарившейся тишине распорядитель покинул платформу.

Вот и все. Более никто не стоял между мной и моей бородатой погибелью. Интересно, он тут свершит свою месть или за угол отведет?

– Ты действительно собиралась убить его, сумасшедшая?

– Угу.

Тарэзэс не спеша направлялся к нам.

– Почему ты не рассказала о нем мне или Феликсу? Ты могла всего этого избежать.

Сейчас я была слишком утомлена, выжата до последней капли, чтобы спорить с начальником, доказывать ему, какой он козел. Не осталось никаких моральных сил даже бояться. Если бы существовал способ спастись, возможно, апатия бы развеялась, я бы зажглась снова и боролась за свободу, за жизнь – свою, Фрэнка, девочек, – но… Где он, этот способ?

Дорогу неотвратимо приближающемуся Тарэзэсу заступил Шамраг.

– Бадд! Тебя и твоих парней уделала девчонка? – ехидно протянул он. – Ха! И ты не постеснялся после этого притопать на площадь?

Волосатый извращенец шмыгнул носом, вытер кровь с губ рукавом и самодовольно усмехнулся.

– Шел бы ты… Люго. Я хотя бы не упустил ее, как ты свою «неприкасаемую». И кто из нас больший клоун, скажи мне? Кстати, спасибо, что разрядил ее резерв для меня. А теперь извини и позволь пройти, я слишком долго ждал этой встречи. Сли-и-иш-ш-шком!

– Я хочу пообщаться с Флориан.

Тарэзэс рывком вынул из ножен на поясе длинный кинжал.

– Позже пообщаешься. – В хриплом голосе мелькнуло предупреждение. – Мне послышалось или ты объявил охоту? Вот и охоться. А у меня с азаари, как ты понимаешь, есть дела поважнее. – Поудобнее перехватив рукоятку, он проковылял мимо бравого генерала.

Вскоре массивная фигура остановилась в паре шагов от меня, заслонив собой солнце. Я снова разглядывала решетку под ногами, но в поле зрения попадали и вымазанные кровавым песком руки, машинально игравшие с кинжалом. Они крутили его замысловатым образом, перекидывали из ладони в ладонь. Сталь сверкала угрожающе.

– Уже присматриваешься к моим сапогам? – хлестнул намеком мерзавец. – Похвально.

Я немедленно вскинулась, наши взоры сцепились: его, пылавший предвкушением желанной расправы, и мой, исполненный ледяного презрения, отвращения к садисту.

Плевать на их приговор! Я – это я, графиня Келерой, свободной родилась, свободной и умру, ему не сломать меня.

Тарэзэс расплылся в понимающей улыбке.

– Думала, выходка на ярмарке и попытка убийства сойдут тебе с рук? Это было весьма непросто… но… все сложилось даже лучше, чем я предполагал. Твоя жизнь теперь принадлежит мне – официально, и я заставлю тебя заплатить. За все. Да-а-а… с превеликим удовольствием займусь твоим воспитанием, вонючая шмарь. – И, подавшись вперед, добавил очень тихо и ласково: – Не обольщайся, Фло… При желании сломать можно каждого.

Я убью его. Точно убью. И да, внутри я едва ли не захлебывалась от паники, всепоглощающей, поднимавшейся из глубин подсознания. Но я все равно убью его! Убью! Убью! Он ответит… Клянусь!

– Так, значит, вот зачем она здесь? Всего-то?

Зрачки Тарэзэса сузились, он будто только заметил присутствующее рядом недоразумение – моего директора.

– Всего-то? Мы, в отличие от вас, не спускаем оскорблений. Но… я не могу понять одного… – Грязный урод лениво растягивал регесторские слова. – Что ты, хмырь, здесь забыл? Собрался бросить мне вызов?

Недолго колебался Данкер.

– Нет. Ты и правда безумная, Келерой, как я и говорил. Филиал в ваших услугах больше не нуждается. Вы уволены.

Сообщив сию новость, бывший начальник преспокойненько удалился. Глядя ему вслед, Тарэзэс болезненно поморщился.

– Опекуны хреновы…

Не знаю, с чего бы, но именно сейчас я ощутила себя по-настоящему брошенной, отстраненной, никому не нужной. Нерациональные, бесполезные эмоции, и уж на Данкера я вообще не рассчитывала… но… все равно – гадко и обидно.

Продолжая поигрывать кинжалом, Тарэзэс двинулся вокруг меня. Он никуда не торопился, нарочно продлевал мою агонию и смаковал тот самый страх, который я отчаянно скрывала и который предательски выдавала звенящая за спиной цепь. Я знала, его звериное нутро упивается моментом, и не только моим унижением, томительным ожиданием собственной участи, теперь зависящей лишь от него одного, но и ужасом никуда не расходившихся зрителей. Шок, паническое внимание сотен воленстирок дарили извращенцу ни с чем не сравнимое темное наслаждение.

– Господин, ваш активатор крови, если собираетесь ставить клеймо… – послышался за спиной голос легионера.

О бездна! Мороз сковал льдом затылок, колючки проникли в живот, набились в горло. Меня заштормило, затрясло еще сильнее. Не могу-у-у! Наверное, я этого не выдержу. Я, отправляйся ты за грань, не выдержу клейма! Пусть лучше воткнет мне в грудь этот кинжал! Но садист не воткнет… Не воткнет…

– Где печать, дрянь? – Козлиная борода вновь возникла рядом. – Сумка? Мм? Полагаешь, тебя это спасет?

Сумка? Карла унесла сумку… Закусив губу, я молчала.

Тарэзэс окинул меня оценивающим, собственническим взглядом. Так смотрят на какую-нибудь вещь, о которой мечтают долгие годы и которую наконец удалось раздобыть… так смотрят перед тем, как протянуть к ней свои загребущие лапы.

Это все не могло со мной происходить. Не верю… Из толпы донеслись подбадривающие окрики. Мужские… И подбадривали они отнюдь не меня. Варвары требовали показательной расправы над бледной убийцей, воровкой, а… мои студентки… происходящее просто парализовало их. Ублюдок обернулся, заговорщицки подмигнул народу и громко поинтересовался у меня по-воленстирски:

– Не желаешь попросить прощения перед всеми этими добрыми людьми за попытку убить своего хозяина?

И Карла любит это чудище?!

Попробовала глубоко вздохнуть, а получился очередной судорожный всхлип, но все же, кое-как натянув на себя кривую ухмылку, я согласно кивнула.

– Извините… добрые люди! Что не убила подонка сегодня! Сожалею об этом! Я его еще…

– МОЛЧАТЬ! – рявкнул Тарэзэс, аж в глазах потемнело. – О, я иного и не ждал, поверь. Ты меня ра-а-адуешь, Фло. Мы с тобой обязательно подружимся, когда я выкорчую из тебя всю дурь. Не переживай, это несложно, для азаари у меня всего одно правило – я приказываю, вы исполняете. И с этого момента я приказываю тебе говорить только по-воленстирски. Услышу регесторскую речь – будешь наказана.

– Да пошел т…

Щеку как огнем обожгло. Никогда и никто прежде не бил меня по лицу. Никогда. Пусть даже несильно. Я зашипела, рванулась с цепи, задыхаясь не от боли, но от ярости.