согласуется с малоизученным, но все-таки бесспорным фактом взаимодействия нашего героя с орденом Храма, то есть с тамплиерами. Тем самым орденом, который был разгромлен католической церковью, конечно, и по сугубо мирским причинам богатства и власти, но также и по причине своего оккультизма. Среди множества обвинений, выдвинутых тамплиерам, были такие:

«священники ордена не освящали Святых Даров и искажали формулу мессы»;

«они поклонялись некоему коту, который иногда являлся им на их собраниях»;

«в каждой провинции ордена имелись идолы, а именно головы (трехликие, а некоторые с одним лицом) и черепа»;

«они почитали этих идолов, как представителей Бога и Спасителя»;

«идолы дали ордену все его богатства»;

«идолы заставляли землю плодоносить, а деревья цвести».

Закончим этот раздел еще одной цитатой из книги Рене Генона «Эзотеризм Данте»:

«Согласно Данте, восьмое небо Рая, звездное небо (или, скорее, небо неподвижных звезд) — это небо Розенкрейцеров. Совершенные одеты здесь в белое; здесь они обнаруживают символизм, аналогичный Рыцарям Гередома (Chevaliers de Heredom), последние исповедуют „евангелистическое учение“ Лютера, противопоставляемое католическому римскому учению. Такова интерпретация Ару, со свойственным ему смешением двух областей, эзотеризма и экзотеризма. <…> Но мы должны сказать, что эти Роза и Крест (начала XVII века) были уж очень внешними и очень далеко отстояли от подлинных первоначальных Розы и Креста, никогда не составлявших общества в собственном смысле этого слова. Что касается Лютера, то он, по-видимому, был всего лишь чем-то вроде второстепенного агента, без сомнения, весьма даже слабо осознающим роль, которую он должен играть; впрочем, это никогда достаточно полно не объяснялось.

Как бы то ни было, белая одежда Избранных, или Совершенных, очевидно напоминающая некоторые апокалиптические тексты, нам кажется в большей мере намеком на костюм тамплиеров».

* * *

Мадонну Алигьери всю ночь мучили кошмары. За ней гонялся дракон с огромным хвостом в виде жирной черной стрелы, с которой стекали капли яда. Она бежала крутыми опасными лестницами, перескакивала через заборы, но чудовище настигало. В какой-то момент она устала от преследования и, решив: будь, что будет, остановилась. Дракон занес над ней ужасный хвост, но не удержал равновесия и вонзил отравленный конец хвоста себе в бок.

Джемма проснулась в холодном поту и услышала за стеной ненавистный голос троюродного брата. В комнату заглянула мать.

— Долго спишь, что это с тобой? — нелюбезным голосом поинтересовалась она у дочери и прибавила: — Выходи скорей. Корсо у нас, хочет говорить с тобой. Лучше его не злить, сама знаешь.

Наспех собравшись с помощью служанки, мадонна Алигьери вышла к столу. Дети уже ушли учиться. В зале сидели лишь мать и троюродный брат. Большой Барон уже с утра казался нетрезвым, хотя настроение имел благостное.

— Ну что, сестренка! Твой благоверный пока что жив, но ему уж точно недолго осталось. Его крови теперь жаждут не только черные, но и белые.

Джемма сжала кулаки, чтобы пересилить внезапный озноб.

— Это почему же? — спросила она ровным голосом.

— Такой уж человек, хе-хе. — Корсо щелкнул пальцами, требуя у служанки вина. — В третьем году он уговорил белых воевать. Ну и что? Они собрались на Муджеланском холме, взяли Сан-Лоренцо, который смог бы взять и младенец, позвали себе в помощь болонцев и думали идти на Флоренцию. Только они забыли, с кем имеют дело. Я еще с Кампальдинского сражения затыкал таких за пояс целыми вязанками. Моя тактика… впрочем, это не для глупых баб.

Он замолчал, почесывая начавшую седеть шевелюру. Джемма осмелилась повторить вопрос:

— Так из-за чего мой муж поссорился с белыми?

— Мы разбили их наголову. И потом еще раз. Они соединились с гибеллинами и собрались мстить, уже надеясь на императора. Хотя ему-то на них наплевать. И вот тут твой супружник посмел призывать их к миру. Он — никакой политик, все всегда делал некстати.

— Зачем вы говорите это мне? — спросила мадонна Алигьери.

— Затем, чтобы ты прекратила тешиться ожиданиями. Тебе не на кого надеяться, кроме меня. Поняла?

— И что мне с этим делать?

— А! По-другому заговорила. — Большой Барон выхватил кубок из рук служанки и, жадно всхрапнув, отпил. — Ничего особенного. Пусть дети, слышишь… пусть дети публично отрекутся от отца, а я позабочусь, чтобы их не изгнали.

— Нет, — обмирая от страха, но все тем же ровным голосом сказала Джемма. Большой Барон, не торопясь, допил кубок и хладнокровно метнул его в голову сестре. Она успела уклониться в последний момент, и летящий предмет лишь задел головную вуаль, чуть сдвинув ее на сторону.

— О Господи! — вскрикнула мать, подбегая к Корсо. — Вот страсти-то! Любезный племянник, видать, вино тебе пошло не на пользу. Ведь и брат твой умер от чрезмерного винопития! Вот ужас-то!

Мадонна Донати сама полезла под стол за кубком. Она решилась на эти телодвижения, чтобы как-то отвлечь Корсо от Джеммы. У нее получилось.

— Этот дурак Форезе? — прохрипел Большой Барон. — Да он и пить-то никогда не умел. Ну, бывайте, родственнички. Еще появлюсь у вас.

Пошатываясь, он удалился, а Джемма тихо сказала себе под нос:

— Теперь и в Лукку не уедешь. Дядя умер.

— Да ничего он тебе не сделает, — торопливо успокоила мать, — только не раздражай его.

Мадонна Алигьери хотела сказать еще что-то, но промолчала.

После этого Корсо долго не приходил. Она думала, что его нет в городе, и даже стала понемногу о нем забывать, охваченная новыми заботами. Шел 1308 год. Пьетро уже исполнилось 15 лет, скоро такого же рубежа достигнет Якопо. А ведь детям изгнанника позволялось жить в городе лишь до пятнадцатилетия. Что же теперь будет? Джемма сначала думала снова пойти в Барджелло с гобеленом, попытать счастья. Но молодость прошла, шансы на то, что ей помогут, упали. Можно только навредить делу лишним напоминанием. И она решила ничего не предпринимать.

И тут снова появился ее мучитель. На этот раз он не выглядел пьяным, но доброты ему это не прибавило.

— Вот что, дорогая, — начал он с порога, — есть у меня один преданный человек, которого я должен сильно отблагодарить. Немолодой, правда, да и ты уже не девочка. Не знаю, чем уж ты ему приглянулась, но он о тебе мечтает. Я пообещал, что ты к нему переедешь. Так что собирайся, а приплод можешь оставить здесь, я поговорю, чтоб их не трогали.

Мадонна Донати, слушавшая его из залы, не выдержала:

— Да что же ты продаешь ее, будто лошадь! Это ведь сестра твоя, хоть и троюродная!

— Да я и родную из монастыря замуж отдал, а то бы так и сидела до сих пор, четки перебирала.

— Пикарда хотела посвятить себя Богу! — не унималась мадонна Донати.

Большой Барон хохотнул:

— Хотела да перехотела. Еще