смогу сама выкупить сына.

— Я снял все деньги со счета. Положил их в сумку и стал ждать новых указаний. Целый день ждал. И наконец — еще одно письмо. С адресом. Какого-то дома в городке Норт-Бенд. Они сказали, что Себастиан будет ждать меня там. Один. Я должен был войти, оставить деньги, забрать его и уйти. Они будут наблюдать за мной. Если заметят что-то неладное, то взорвут дом вместе с нами.

— Господи Иисусе!

— Я пошел в тот дом. У входа стояла вывеска «Продается», и внутри было почти пусто, только диван и телевизор, и маленькая кровать в одной из задних комнат. На полу лежала игрушка. Из тех дешевых пластиковых фигурок, какие вкладывают в пакет с «Хэппи Мил». Какой-то покемон. Я толком не разглядел его, какой-то желтый. Он лежал на полу, как будто показывая, кто был там. Там был ребенок. Я сел на диван. Около полуночи зазвонил телефон. Он велел оставить деньги и уйти. Я спросил, где мой сын, почему они не привезли его. А потом услышал плач Бэша на заднем плане. Я начал кричать, и он тоже что-то крикнул, а потом телефон отключился. И минуту спустя я получил письмо, в котором говорилось…

— Что? Что там говорилось?

— Там говорилось… «Слишком поздно. Ты облажался. Он умрет».

Подавляя вопль, Марин зажала рот рукой.

— Не знаю, Марин, что я сделал не так. Я сделал все, что они просили, принес деньги в указанное место… Не понимаю, почему они… почему они… — Закончить он не смог.

О боже, о боже, о боже…

— Не-е-е-е-т, — простонала она. — Нет, господи, пожалуйста, нет!

— Я пытался перезвонить, но никто мне не отвечал. А через час тот номер вообще отключился. Я отправлял письма на тот адрес, и все они возвращались обратно.

Дерек начал задыхаться, его пробирала нервная дрожь, а Марин могла только в ужасе смотреть на него. Отчасти ей хотелось утешить его и сказать, что она поступила бы точно так же; но отчасти, наоборот, хотелось схватить его за горло и давить, пока не лопнет адамово яблоко, а в груди не останется ни единой молекулы воздуха.

— Я не знаю, что сделал не так, Марин, но я убил его, — произнес Дерек таким полузадушенным голосом, словно она действительно сжимала его горло. — Я убил нашего маленького мальчика. И не мог сказать тебе. Не мог, понимая, что если ты узнаешь, то я убью тебя тоже.

Он снова зарыдал, и, не в состоянии больше подавлять свои чувства, Марин подошла к нему. Они прижались друг к другу, стоя возле построенного на заказ гранитного острова на дизайнерской кухне и продолжая оплакивать дом их мечты, их идеальной жизни.

* * *

— У меня тоже есть что рассказать тебе, — сказала Марин минут через десять, когда рыдания начали стихать и в конце концов утихли — ведь никто же не может рыдать вечно. Это невозможно чисто физически. В какой-то момент вы беспомощно умолкаете. Так организм справляется с горем.

Дерек выглядел лучше, чем она, но он оплакивал их сына уже шестнадцать месяцев, не считая пяти недель; на нее же эта жуткая новость обрушилась только что. Позже — Марин не знала, когда, но позже — она обдумает свой следующий шаг. Последний шаг. Но сейчас им еще надо о многом поговорить.

— Что же? — Плечи Дерека обреченно опустились. Странное ощущение. Крутая энергетика ее мужа всегда оставалась неотъемлемой частью его натуры. Его рост, стать, походка, его присутствие в доме всегда производило внушительное впечатление; он сохранял главенствующее положение.

— Его похитил Сэл. Он сделал это из-за денег.

Марин сообщила все, что рассказывала ей Кастро, не вдаваясь в подробности о Джулиане; упомянула его только как «посредника». Она отчаянно стыдилась того, что заказала Джулиану Маккензи Ли, и просто не посмела рассказать об этом Дереку сейчас, а возможно, и никогда не посмеет.

— Но, по-моему, Сэлу также хотелось насолить нам. Он надеялся, что мы сломаемся. Разве можно не сломаться в таком кошмарном положении? Я почти уверена, он рассчитывал, что мы разведемся. На самом деле, я думаю, он и раньше уже пытался рассорить нас.

Дерек молчал, но она чувствовала исходящие от него волны ярости. Подобные ее собственной.

— Когда ты первый раз изменил, именно он сообщил мне, что видел тебя. — С ума сойти, как это теперь очевидно, но тогда Марин и в голову такое не приходило. — Он заявил, что сидел в ресторане у окна, когда ты прошел мимо с той продавщицей из «Нордстрома». Я не поверила ему, и он жутко разозлился на меня, обвинив в наивности. Но потом она позвонила, помнишь? Случайно оставила сообщение на моем мобильнике. У меня не было выбора, кроме как предъявить тебе это доказательство. Оглядываясь назад, я уверена, что он подстроил все так, чтобы я узнала. Хотел создать тебе проблемы.

— Дьявол его раздери!

— Но мы остались вместе. В то время я была беременна, о чем Сэл не знал. Позже, когда я рассказала ему о ребенке, он выглядел… Как будто проиграл в какой-то таинственной игре, хотя я даже не догадывалась, что мы во что-то играем.

— Я убью его, — тихо процедил Дерек, но его голос явно переполняла сдерживаемая ярость. — Я вырву его чертово сердце!

Ее смартфон мурлыкнул. Кастро прислала сообщение:

Как дела?

Ванесса понимала, что бессмысленно спрашивать ее, все ли нормально. Дела давно шли из рук вон плохо. Марин не ответила, но нарастающее ощущение горя победило оцепенение. Она чувствовала себя на грани, на тонкой грани между здравомыслием и бездной. Если она немедленно не начнет действовать, то окончательно потеряет себя.

Жизнь стала тяжела. Невыносимо тяжела.

Однако одна идея еще поддерживала в ней желание жить, и она должна осуществить ее, прежде чем окончательно сломаться.

— Я еду в Проссер, — собрав все силы, заявила Марин Дереку. — Мне необходимо увидеть его. Он где-то на ферме. Я знаю. Я чувствую это.

Они оба знали, что она говорит не о Сэле.

— Марин, пожалуйста, — охваченный ужасом, взмолился Дерек, — не стоит бросаться туда сломя голову. Слишком много времени прошло, и мы не знаем, что Сэл…

— Мне необходимо. Увидеть. Моего сына.

Она не кричала. Наоборот, говорила тихо и внятно. Полностью владея собой. Своими медленно кипящими эмоциями. Это пугало его. Марин видела страх в его глазах, поэтому добавила:

— Ты можешь поехать со мной или остаться здесь, мне плевать.