как забеременела. Я сразу же приняла того сына, который у меня родился, и мой механизм преодоления этой ситуации абсолютно противоположен тому, что использует Уэйд.

Меня накрывает волна такой сильной тоски, что глаза наполняются слезами. Мне хочется бежать в аэропорт и лететь домой прямо сейчас, обнять мужа и детей и крепко-крепко прижать их всех к себе, чтобы они никогда не смогли ускользнуть. Да, даже Уэйда – может быть, особенно Уэйда. Мы с ним действительно нуждаемся друг в друге, чтобы достичь какого-то баланса.

Я не могу дождаться, когда услышу голос Уэйда и смогу снять затянувшееся напряжение, прежде чем лечь спать. Сейчас в Кракове десять вечера – это значит, что дома четыре часа дня, и поскольку сегодня среда, они с Эдди должны быть в просмотровом зале балетной школы и наблюдать за занятиями Келли. Я звоню, но как только связь установлена, я понимаю, что они не в балетной школе.

– Уэйд? – спрашиваю я удивленно.

– Эдди, я люблю тебя, – вторит Эдди с удивлением и восторгом в голосе. Телефон немного сдвигается, и его лицо заполняет экран. Он пристально смотрит в него, поднося слишком близко.

Эдди выглядит блаженно счастливым – его большие зеленые глаза буквально светятся радостью. Эдди выглядит так, словно ему только что сделали какой-то безумно волшебный подарок. Эдди выглядит так, словно мой звонок – глазурь на и без того невероятном торте. Пока я перевариваю все это, я внезапно узнаю кирпичную стену позади него.

– Привет, детка, – тихо говорю я. – Папа отвез тебя на вокзал, да?

– Привет, Элис, – говорит Уэйд за кадром. – Да, мы решили, что нет особого смысла смотреть занятия Паскаль, поэтому пошли прогуляться. Как только мы добрались до квартала возле станции, Эдди включил автопилот и практически притащил меня сюда, так что я предполагаю, что ты тоже иногда это делаешь.

Я бы никогда не взяла Эдди на такую спонтанную прогулку, как эта. Я бы никогда так не рискнула. Что, если мы столкнемся с ситуацией, когда у него случится срыв? Что, если он сбежит? Я планирую свои прогулки с Эдди, как учителя планируют экскурсии: я стараюсь предусмотреть все, я заношу их в его визуальное расписание, я учитываю риски, я составляю планы на случай непредвиденных обстоятельств.

Но это означает, что я никогда не увижу такой удивленной радости на лице Эдди, какой сумел добиться Уэйд. Со мной в жизни Эдди нет никаких сюрпризов.

Я совершенно сбита с толку ревностью, которую сейчас чувствую.

– Мы ходим туда в пятницу утром, если он остается в школе весь день в четверг, и мы паркуемся там же, где балетная школа, так что я думаю, он помнит дорогу… – говорю я, мой голос затихает. Затем я замолкаю, наблюдая, как взгляд Эдди отрывается от экрана телефона, чтобы сосредоточиться на чем-то впереди. По постоянно растущему волнению в его глазах я подозреваю, что он смотрит на приближающийся поезд. – Какие у вас планы на вечер? – спрашиваю я Уэйда.

– Суп – вот план на сегодняшний вечер, – говорит он. Он все еще за кадром, но в его тоне безошибочно угадывается нотка горечи. – Ты поэтому позвонила? Чтобы проверить?

– Я позвонила, потому что у меня был действительно эмоциональный и запутанный день, и я просто хотела услышать твой голос, – отвечаю я. Поразительно, как искренне я хотела связаться с ним по телефону, но менее чем через шестьдесят секунд он отпускает такой комментарий, что в одно мгновение я принимаю оборонительную позицию, и горечь в моем тоне мгновенно поднимается до уровня его горечи. Неудивительно, что между нами такая неразбериха. Я чувствую, что мы находимся по обе стороны очень длинного пешеходного моста и оба боимся сдвинуться с места. Каждый раз, когда один из нас делает шаг вперед, другой отступает назад на случай, если мост не выдержит нашего веса. Я не могу ссориться с ним сегодня вечером – у меня просто нет дополнительных резервов. Я делаю глубокий вдох и спокойно говорю: – Но сейчас, наверное, не время для этого разговора. Я позвоню завтра.

Лицо Эдди исчезает с экрана, и на его месте я вижу Уэйда. У него тяжелые мешки под глазами, и впервые на моей памяти он не побрился в рабочий день.

– Не отключайся, Элли, – бормочет он. – Я должен кое-что сказать. И приготовься, это будет нечто шокирующее.

Мне кажется, что он собирается пошутить, и я посмеиваюсь в предвкушении.

– Сейчас, секундочку, я подготовлюсь, – шучу я в ответ. – Продолжай.

– Двое детей! Управлять ими значительно сложнее, чем тремя сотнями лабораторных крыс. Это не отпуск! И я действительно сожалею о том, что было раньше, и я сожалею о супе. – Он тяжело вздыхает, а затем, морщась, говорит: – Знай, что сейчас я сожалею почти обо всем.

– Мне тоже жаль, – шепчу я, а затем касаюсь экрана указательным пальцем, снова чувствуя пронзающий душу укол тоски. Я смотрю прямо в его глаза на экране, и мой голос становится хриплым от эмоций, я задыхаюсь. – Я действительно скучаю по тебе, Уэйд.

– Я тоже скучаю по тебе. – Я слышу грохот приближающегося поезда, вижу, как порыв ветра треплет волосы Уэйда. Я хочу спросить его о новых лейблах Go-Gurt и снова увидеть сына – убедиться, что с ним действительно все в порядке. Но сейчас явно не время для разговоров: Уэйду приходится кричать в трубку, поскольку поезд приближается. – Давай завтра поговорим нормально, когда я не буду на вокзале?

Я смеюсь и киваю, целую палец и прижимаю его к камере.

– Я люблю тебя, – шепчу я. Он читает по моим губам, и я вижу, как он повторяет мне те же слова.

Глава 33

Алина

По дороге к моему дому Саул изо всех сил пытался убедить нас оставить его здесь, но он был слишком опустошен, чтобы приводить убедительные доводы. В конце концов он оставил в покое Томаша и попытался уговорить меня, и я оказалась в ужасном положении, вынужденно приняв сторону Томаша.

– Тебе необходимо уехать вместе со мной. – Я заставила себя это произнести. – Томаш пока нужен здесь.

Гипсовая повязка сохнет не менее шести часов, и Томаш хотел, чтобы она застыла, прежде чем мы сядем в грузовик. По первоначальному плану по возвращении домой у нас было бы достаточно времени, чтобы наложить гипс, но мы пришли как раз в тот момент, когда часы пробили три утра, и стало очевидно, что придется садиться в грузовик с мягким, недостаточно застывшим гипсом.

– Тебе придется быть очень осторожной, – шептал Томаш, качая