фильм напоминает зрителю, что измена не особенно связана с «другими» (на что постоянно намекает пропаганда правых индуистов, говоря, что те, чья святая земля находится в другом месте, не могут быть верными гражданами своей страны), но может таиться в сердце самого большинства.

Вся вторая половина этого четырехчасового фильма посвящена самому матчу. Я не буду подробно останавливаться на нем, лишь скажу, что он предполагает большой интерес к национальному спорту и показывает сам спорт как акт национального самоопределения. В конце концов жители деревни одерживают победу, в частности благодаря блестящей игре их подающего (Качры), но в том числе и благодаря тому, что их группа разоблачила обман изменника и переманила его на свою сторону. Они побеждают, и начинается дождь, знаменующий конец засухи. Так что деревня спасена вдвойне: никаких налогов и обещание богатого урожая в будущем. В конце фильма все танцуют под дождем.

Основная идея «Лагаана» в том, что только благодаря открытости и уважению ко всем Индия может быть сильной и решать свои политические и экономические проблемы. Только так она может преодолеть свою историю подчинения. Индуистские правые в то время продолжали говорить о том, что преодоление наследия унижения требует агрессивного утверждения индуистской идентичности и маргинализации других групп. «Лагаан» подрывает эту пропаганду. В этом фильме именно британцы являются расистами, занимающимися дискриминацией по религиозному признаку. Истинно индийские ценности разнообразны. Жители деревни наносят поражения англичанам не только своей победой в матче, но и тем, что их поведение соответствует более высоким стандартам (лейтмотив движения за независимость Ганди). Западные ценности – это ценности агрессии и господства; индийские ценности – это взаимное уважение, командная работа, терпимость и любовь к разнообразию.

То, что выбор пал на крикет, – важно, потому что этот спорт связан с хорошими манерами, а манеры индийцев, как и их игра, превосходят манеры их правителей. Этот спорт, однако, важен и по другой причине: мир индийского крикета действительно очень инклюзивен. В нем с легкостью уживаются игроки разного вероисповедания, а болельщики любят игроков независимо от их происхождения. Фильм намекает, что ценности индийского крикета являются благом для всей Индии. И конечно же, сам по себе фильм постоянно отсылает к другому миру Индии, который славится своей открытостью, будучи тем местом, где религиозная идентичность мало что значит, а межрелигиозные браки не вызывают удивления, – к миру Болливуда. В этом фильме есть романтическая индуистская пара, Бхуван и Гаури, которых играют мусульманин Аамир Хан, женатый на индуистке в реальной жизни[455], и Грейси Сингх, последовательница сикхизма. Каким-то образом в разгар ужасной религиозной напряженности того времени никому и в голову не приходило, что Амир Хан – воплощавший в себе героизм и сексуальность для мусульманского мира, женившийся в фильме на индуистке, а в реальности на женщине-сикхе – был каким угодно, только не прекрасным и нормальным. И это даже к лучшему, поскольку хорошо известно, что Хан – потомок Маулана Азада, набожного мусульманина, который сыграл ведущую роль в движении Ганди. Из его рук Ганди впервые принял пищу, прервав свою голодовку, от которой планировал умереть. Таким образом, фильм намекает на преодоление телесной стигматизации и отвращения как на цель Индии по заветам Ганди.

Никто и не мог подумать, несмотря на тлеющие злость и горечь после антисикхских беспорядков в Дели в 1984 году и большие трудности с преследованием виновных, что актриса с типичной сикхской фамилией Сингх не должна играть главную романтическую роль. Вымышленные персонажи поют и танцуют так, словно созданы друг для друга, и все зрители любят их. Фильм смело предполагает, что кто-то с фамилией Сингх может делать что угодно – и это за три года до вступления в должность премьер-министра Индии первого неиндуиста Манмохана Сингха. Таким образом, фильм хочет донести до зрителей, что, если бы вся Индия была такой же открытой, как крикет и Болливуд, и такой же укорененной в изяществе и радости, страна могла бы процветать как никогда прежде.

Смешение в кастинге идет еще дальше: мусульманина Исмаила играет Раджендранат Зутши, индуист, который в реальной жизни женат на мусульманке, сестре Аамира Хана. Сипая-сикха Деву играет Прадип Рават, индуист высшей касты (раджут), а другого персонажа-сикха играет Джавед Хан, мусульманин. Среди актеров есть и выходцы из низших каст: персонажа Бхуру, птицевода (не из низшей касты), играет Рагувир Ядав из «отсталой касты». Самым интересным исключением является неприкасаемый Качра, которого играет Адитья Лакхия – актер действительно является далитом из касты мусахар (крысоловов) из Бихары, зарегистрированной касты[456]. Однако его имя Адитья нечасто встречается в низших кастах, что говорит о том, что его семья была хоть сколько-нибудь образованной и могла продвигаться вверх[457]. Итак, бедного и необразованного далита играет самый многообещающий представитель низшей касты – далит среднего класса.

Каждый зритель в 2001 году знал, что Индия не похожа на мир «Лагаана». После разрушения мечети Бабри в Айодхье в 1992 году и последующего прихода к власти Индийской народной партии дискриминация и враждебность в отношении мусульман продолжились, и правящая партия молчаливо поощряла представление о мусульманах и христианах как о чужаках, что привело к ужасным последствиям в Гуджарате в 2002 году. Также не было обеспечено никакого правосудия в связи с антисикхскими беспорядками в Дели в 1984 году, и виновные правительственные чиновники не были привлечены к ответственности. Что касается зарегистрированных каст, то, несмотря на различные программы позитивной дискриминации, их притеснение было и остается повседневной реальностью. Так, в «Лагаане» есть трагический подтекст, как и в «Ахарнянах» и «Лисистрате» Аристофана, созданных в период настоящей войны и боли. Даже десять лет спустя единства, показанного в фильме, не существует или оно существует только в отдельных слоях индийского общества. Однако мечта и надежда состоят в том, что Индия может стать как крикет и Болливуд – царством, объединенным игрой. По крайней мере, в 2004 году эта мечта частично сбылась. Было бы абсурдно считать, что Манмохан Сингх – который как минимум со стороны выглядит одним из самых неулыбчивых индийских лидеров в истории – приведет нацию к единству через игру. Но, возможно, сама по себе эта ирония судьбы является своего рода исцелением. Несмотря на вымышленность сюжета, фильм по-прежнему полон надежды и праздничного чувства. Он прославляет очаги плюрализма, а значит, и способность Индии быть лучшей, а не худшей версией себя, которая уважает каждого гражданина как равного и использует человеческий капитал всех для повышения уровня жизни. Ведь, в конце концов, это фильм о благосостоянии. Его название – намек на экономическое выживание, и он заканчивается долгожданным дождем, прекращающим засуху.

Концовка «Лагаана», в которой люди разных каст и религий танцуют под дождем, напоминает концовки Аристофана: телесная радость, торжествующая над враждой и расколом. Концовка фильма – индийская версия комичного фонтана Крауна: отвращение было изгнано, и все резвятся, омываемые водой смешения.

Карикатуры Билла Молдина: тело на войне

Тело на войне все еще остается человеческим телом, стремящимся к благам жизни, обремененным болью и усталостью. Поэтому война, как понимал Аристофан, – центральный повод для комедии. «Ахарняне» напоминают нам, что у военачальников есть привычка забывать о телах простых солдат. И это особенно справедливо для современных войн, когда сами командиры, в отличие от Ламаха, возможно, не находятся на поле боя. Милитаристская пропаганда элит, начиная с Древних Афин и до наших дней, продолжает создавать чистые, благородные образы солдат, «доблестных воинов», которые завоевывают себе «славу»[458]. Но жизнь устроена иначе, и простые солдаты хотят признания телесной реальности своей жизни в знак уважения к ним за их самопожертвование и в рамках публичного признания того, что целью войны всегда должны быть мир и наслаждение жизнью.

Скандальный американский карикатурист Билл Молдин во время Второй мировой войны организовал собственное комическое празднество в лице своих легендарных персонажей Вилли и Джо. Этот проект был настолько успешным, что стал официальной частью военной кампании США и был одобрен самим Дуайтом Эйзенхауэром[459]. Человек, которого генерал Джордж С. Паттон назвал диверсантом, в 2010 году был удостоен посвященной ему почтовой марки Соединенных Штатов. На ней изображены его классические персонажи Вилли и Джо, а рядом