По плану Тито, в федерацию помимо Болгарии должна была войти и Албания, которую его правительство признало уже 28 апреля 1945 г. – первым. Таким образом он собирался создать на Балканах великую социалистическую державу, к которой потянулись бы «народные демократии» Средней Европы. Он был убежден, что Югославия может стать центром коммунизма, воплотить который в жизнь ей удастся быстрее, чем Советскому Союзу. Аналогичным способом он хотел решить и проблему македонского народа и объединить все три части раздробленной Македонии – Пиринскую в Болгарии, Эгейскую в Греции и Вардарскую в Югославии. Конечно, под своей властью[1024]. В июне 1946 г. Тито и Димитров встретились в Москве и договорились, что проведут переговоры о югославско-болгарской федерации, как только это станет возможно. Сталин поддерживал эти намерения, полагая, что Югославия и Болгария, объединившись, будут играть важную роль на Балканах[1025]. Снова разговор об этом зашел у трех лидеров на похоронах М. И. Калинина. И тогда они договорились, что осуществят свой план после того, как Болгария подпишет мирный договор. Когда в начале 1947 г. это произошло, казалось, что больше нет препятствий для воплощения его в жизнь, хотя мирный договор вступал в силу лишь 15 сентября[1026].

* * *

В июне 1947 г. Тито обсуждал федерацию с Болгарией на Бледе с Георгием Димитровым, который после войны вернулся в Софию и занял там руководящее положение. Встречу попытались использовать югославские дезертиры в Австрии, которые организовали диверсионную акцию против обоих государственных деятелей, но успехом она не увенчалась. Группа из 19 диверсантов была задержана сразу после перехода через границу, при этом произошло вооруженное столкновение с КНОЮ, в котором трое из них погибли. Остальных потом судили в Любляне[1027]. В атмосфере, проникнутой благодаря этому успеху и чувствам славянской «взаимности», радостью победы, 1 августа 1947 г. лидеры подписали «исторический» протокол, в котором констатировалось, что они станут как можно интенсивнее развивать торговлю и экономическое сотрудничество между обоими государствами и постараются ввести общую валюту и заключить таможенный союз. Всё это должно было остаться в тайне, поскольку Болгария формально еще не имела полного суверенитета. Речь шла и о возможном объединении Пиринской и Вардарской Македонии и о самоопределении македонского народа[1028]. Димитров в конфиденциальной беседе даже утверждал: «Мы создадим лучшую федерацию, чем русские, поскольку наш уровень выше, мы более культурны…»[1029]На встрече с болгарскими журналистами Тито говорил, что «Балканы вместе с Советским Союзом должны стать маяком, показывающим путь правильного решения национального и социального вопросов». А на одном из заседаний ЦК КПЮ он даже утверждал, что только Югославия является истинной носительницей «революционного социализма»[1030]. Короче говоря, Тито чувствовал себя сильным и полагал, что может создать на Балканах революционную мощь, которая не только составит конкуренцию Советскому Союзу, но и поставит под вопрос раздел Юго-Восточной Европы, определенный договорами великих держав в Тегеране и Ялте[1031]. Когда Сталин узнал от Димитрова, что обсуждалось на Бледе, реакция его была быстрой и жесткой. Уже 12 августа он послал Тито и Димитрову телеграмму со строгим выговором. Он упрекал югославов и болгар в том, что они подписали пакт о сотрудничестве на «неопределенное время», что не принято в дипломатии, и что они не сообщили об этом Советскому Союзу. Но главным образом он поставил им в вину то, что они сделали это до вступления в силу мирного договора, и тем самым дали реакции на Западе повод укрепить свое присутствие в Греции и Турции. «Советский Союз связан союзом с Югославией и Болгарией, так как у него имеется с Югославией формальный договор о союзе . Однако Советское правительство должно предупредить, что оно не может взять на себя ответственность за пакты большой важности в области внешней политики, которые заключаются без консультации с Советским правительством»[1032].

Тито оправдывался тем, что югославское правительство не собиралось поставить советское перед свершившимся фактом, и даже заявил, что готов, если болгары с этим согласятся, опубликовать опровержение. Однако он не изменил своего политического направления и 27 ноября во время официального визита в Болгарию подписал с Димитровым пакт о сотрудничестве, дружбе и взаимопомощи, причем учел замечания Советского Союза лишь в одном пункте: ограничил его срок двадцатью годами. Переговоры о федерации отложили, говоря, что время для нее еще не пришло. На последовавшей конференции с журналистами он объяснил подписание пакта необходимостью для Югославии и Болгарии защищаться от немецкой или любой другой агрессии. «Поэтому мы не только против немецкого империализма, но и против всех, кто хочет поставить под угрозу нашу независимость»[1033]. Думал ли он при этом только о Западе, или также и о Советском Союзе?

Согласно подвергнутому цензурной правке документу 1948 г., который ЦРУ даже в 2008 г. пометило как «конфиденциальный», можно сделать вывод, что Тито думал и о СССР. В документе говорится, что конфликт между Тито и Сталиным начал разгораться уже в первые дни июля 1947 г., когда маршал Толбухин потребовал от белградского правительства передать в распоряжение Красной армии следующие морские базы: Пуль, Шибеник и Бока-Которску. Югославские власти должны были отказаться от юрисдикции над этими портами и к тому же разрешить Советскому Союзу построить новый порт у Метковича недалеко от Плоче, причем предоставить для этого необходимые средства и рабочую силу. Еще раз Толбухин выдвинул эти требования в начале 1948 г., но Тито отверг их, будучи уверен, что поставил бы под угрозу свою личную безопасность, если бы разрешил русским управлять базами, которые не находятся под его контролем[1034].