С такими внешними данными она будет иметь успех.

В большинстве приличных стабов брачный возраст начинается с семнадцати лет, возраст согласия с пятнадцати или шестнадцати. Местами цифры отличаются, причем куда чаще в меньшую сторону чем в большую — вынужденная мера ввиду дефицита женщин. Так как детей бросать на произвол судьбы в нормальных поселениях не принято, тем более столь ценные кадры, девочек содержат в общежитиях на всем готовом, под строгим надзором. То есть гулять направо и налево им не позволяется, если и дают волю, то в исключительных случаях или с представителями правящей верхушки. Но последнее актуально только для самых беспредельных стабов, в порядочных такое, мягко говоря, не приветствуется.

Ну а как стукнут законные шестнадцать-семнадцать, так думай сама чем дальше займешься. Если не клиническая дура, не пропадешь.

Диана не пропадет, она точно не дура. А вот с Каратом не все так однозначно.

Нет, дурой его тоже назвать сложно, а вот дураком — запросто. Что еще можно сказать о человеке который, возможно, сам себе вырыл могилу? Жемчужина, благородно отданная Диане, и правда принадлежала не ему. Ее ждут в Полисе как и четыре оставшихся. Причем скрыть потерю не получится, на месте тех, кто послали отряд Рэма, Карат бы не стал общаться с единственным вернувшимся без ментатов. А с ними скрыть вранье трудно, хотя вроде бы способы имеются. Но даже Шуст не смог толком объяснить, как именно это работает. Что-то из той же области, что и обман детекторов лжи.

Карат это не умеет, значит, соврать не получится.

И что потом? Как принято поступать с человеком, который самовольно распорядился чужими сокровищами?

Ну а что ему еще оставалось делать в сложившейся ситуации? Вот такой он мягкотелый. Сперва спас девочку, потом под впечатлением того, что она вовремя вычислила засаду особо хитрого рубера, отдал ей жемчужину.

Да он бы и без засады отдал. Ну не мог иначе, никак не мог. Не тот характер.

Хотя можно было поступить по другому — подождать проявления симптомов. Вот только довелось подслушать рассказ, как новенький изменился в один миг. Только что перед тобой нормальный человек, заражение никак не проявляется, и вдруг дергается, медленно разворачивается, и вот уже на тебя уставился мутный взгляд свежеиспеченного мертвяка.

При столь молниеносном сценарии перерождения Карат рисковал высматривать симптомы до морковного заговенья. Точный ответ могут дать лишь в той лаборатории… при крематории. Но туда добираться слишком долго, так что у него оставался ровно один вариант гарантированно спасти Диану.

Вариант дорогостоящий.

Он им воспользовался и пока что нисколько об этом не жалеет. Что сделано, то сделано, все разборки оставим на потом.

* * *

Широкое русло вывело на совсем уж безоглядно открытый простор. Или сюда принесло участок грандиозной реки, или немаленькое озеро. Даже не понять, в какую сторону теперь направляться. Ну уж точно не на юг, там даже без помощи прицела просматриваются городские многоэтажки, тварей в густонаселенные места тянет со всей округи. Ровно на восток? Почему бы и нет, там вроде лесистые берега, крупных поселений не видать, может даже найдется продолжение водного пути.

Уж очень не хочется расставаться с лодкой.

Карату она настолько понравилась, что не менял ее несмотря на множество встретившихся возможностей. Мог бы хотя бы с мотором выбрать, но тут не все просто, сам он на них не ходил, только с опытными спутниками, мало что понимает. Такое вот упущение, хорошо бы взять пару уроков у знающих людей. Вроде ничего сложного, но все же наука, надо учиться.

Диана, оглядываясь по сторонам, спросила:

— Я не вижу берег в той стороне, и в той тоже. Это что, море такое?

— Да вот же он, километрах в трех-четырех. Видно прекрасно.

— А… Ну это у меня из-за глаз, бывает такое.

— Попей живчика.

— Зачем?

— Глаза быстрее вылечатся.

— Моя болезнь не лечится.

— На шестой день моего пребывания здесь я попал в крутой переплет. В меня выстрелили из гранатомета, от голеней пара костлявых палок осталась. А теперь ковыляю на своих двоих, пусть и прихрамываю. Другу моему вообще ногу оторвало, он лежит сейчас в больнице, ему ее восстанавливают, скоро будет как новая.

— Ногу нельзя восстановить.

— Забудь. У тебя теперь другая жизнь, ты в Улье, и ты иммунная. Главное, чтобы голову не оторвало, все остальное можно вылечить. Ну почти все.

— Это ты так шутишь?

— Показать мои шрамы?

— Не надо.

— Все очень серьезно. Ты видела зараженных, и я рассказывал, как трудно их убить, как легко они восстанавливаются после самых тяжелых ранений. Иммунные не такие живучие, но в чем-то на них похожи. На нас тоже все зарастает быстрее чем на собаке. Мелкие ссадины-царапины можно вообще не замечать, уже завтра их не будет, только белый след, но и он исчезнет если не забывать кожу Солнцу подставлять. С серьезными ранами посложнее, там обычно главное — успеть вовремя остановить кровь. Потом, если не умер, принимай живчик и хорошо питайся, без помощи врачей все зарастет.

— Вы обходитесь без врачей?

— Не совсем, иногда они бывают полезны, особенно хирурги, и вообще в сложных случаях принято мчаться в больницу. Да, без медицины можно почти во всех случаях обойтись, но времени на лечение потеряешь гораздо больше.

— То есть мои глаза станут нормальными?

— А что у тебя с ними?

— Фиолетовость.

— Мне это ни о чем не говорит.

— Ну обычная фиолетовость, неужели никогда не сталкивался?

— Это как?

— Крайний случай рэд-синдрома[30].

— Мне это ни о чем не говорит.

— Как это? Да об этом уже лет двадцать все только и говорят, ты что, разве никогда не видел людей в таких очках?

— Может мимо меня прошло, а может наши миры различаются.

— Мы с тобой из разных миров?!

— Да запросто, ведь мы тут почти все друг для друга инопланетяне. Расскажи, что там не так с этим рэд-синдромом.

— Обычно у младенцев развивается точечная красная радужка, такое еще можно купировать, а вот с фиолетовой ничего не сделаешь, рано или поздно ослепнешь. Мне повезло, что я до сих пор не потеряла зрение, другие и до десяти лет не дотягивают. Слишком много запретов для «фиолетовых»: противопоказан яркий свет, нельзя напрягать глаза, все время надо носить темные очки, капать лекарства строго по расписанию. Но даже если все выполнять, мир постепенно темнеет. Я еще помню его ярким, а теперь у меня все время вечер. Но даже этому можно радоваться, ведь лучше так, чем полная темнота.