— Я сам не могу поверить, — буркнулДивояров. — Она была словно заговоренная! Мы пять раз на нее покушались,только подумай! Пять попыток убийства! Все впустую. И вот она гибнет на шоссе.Так просто и изящно!

Мила попятилась. Теперь она старалась производить как можноменьше шума. Тут как раз завыли сирены — подъехала милиция, ведя в хвосте«неотложку». Орехов, словно пытаясь очухаться от сна, растер щеки двумя руками.

— Не верю, не верю! — передразнил егоДивояров. — А сам поторопился позвонить ее сестрице, чтобы сообщитьпечальное известие.

— Ее родственнички сейчас в ее же квартире. Придетсямне туда ехать и скорбеть вместе с ними.

— Подожди пару часов, очухайся немного. А то, неровенчас, проговоришься, — предостерег его Дивояров.

Орехов согласился и, поглядев на часы, прикинул, во сколькоему надо ехать скорбеть.

Мила даже не осознавала, что чувствует себя уже гораздолучше, чем прежде. Она просто ползла и ползла на животе глубже в лес, какпартизан, посланный в разведку. Когда шоссе пропало из виду, она смогла наконецперевести дух.

Итак, сомнений больше нет — убить ее хотел Орехов. Авероятнее всего, не он один, а вся его гоп-компания. Но за что?! Мила готовабыла визжать от отчаяния — она не понимала. Не по-ни-ма-ла! Пожалуй, прежде чемобъявлять всему миру, что она жива, стоит узнать причину, по которой еезамыслили отправить на тот свет. Потому что никаких улик против Орехова у неене было. Сейчас, очевидно, что-то и можно еще сделать. Но стоит ему узнать, чтоМила по-прежнему жива, он уничтожит все улики. И никогда, конечно, непризнается в содеянном.

Подумав немного, Мила решила ехать к Гулливерше Ларисе. Этобыло довольно рискованно, потому что та, по всей видимости, страстно влюблена вОрехова. Впрочем, вряд ли она настолько испорчена, чтобы покрывать убийцу. Покаеще она не знает о его преступной сущности. Но Мила была полна решимостиоткрыть ей глаза.

Поехать ей все равно было больше не к кому. Сестра покаотпадала, лучшая подруга лежала в реанимации, Константин наверняка уже примкнулко всей честной компании. Позвонить кому-нибудь из них — значит открытьсяраньше времени. Они тут же перестанут скорбеть, и Орехов обо всем догадается.Слава богу, что родителей нет в городе, и им не сообщат ужасную весть покрайней мере до завтра. А до завтра она уже «воскреснет».

Поднявшись на слабые ноги. Мила лесом-лесом пробреладовольно приличное расстояние, потом только высунула нос на дорогу —поцарапанная, в ушибах и шишках, переполненная праведным негодованием.

Из-за того, что она была грязная, ни один автомобиль возленее не останавливался. Но время-то утекало! В панике Мила забыла о своихболячках и принялась скакать по обочине, словно макака, которая видит банан ине может до него дотянуться. Наконец какой-то молоденький водитель сжалился надней и, приоткрыв дверцу, спросил:

— Вам куда, тетя?

— К любому метро! — отозвалась Мила, стараясьговорить как можно интеллигентнее. — Вы проезжали, видели: там авария?Меня немножко задело. — Это объясняло ее дикий вид.

— Ой! — Всполошился водитель. — Так, может,вам в больницу надо?

— Нет-нет! — замахала руками Мила, устраиваясьпоудобнее. — Все обошлось. Мне просто к метро.

— «Динамо» устроит? Или «Савеловская»? Мне, в сущности,в те края.

— Меня все устроит, — кивнула Мила. — Метро —это спасение для странника. Главная, так сказать, артерия столицы. Добрался дометро — считай уже дома.

— Я к машине привык, — признался водитель. —Хотя сейчас столько пробок, что порой метро гораздо предпочтительнее.

Мила кое-как поддерживала беседу, напряженно составляя пландействий. Кто окружал Орехова? Дивояров, Мешков, Лушкин и Отто Швиммер. Немецотпал сразу — Мила не собиралась связываться с иностранцем. Мешков, судя повсему, погиб. Дивояров был опасен и вряд ли раскололся бы даже под пытками.Как, впрочем, и Орехов. А вот Лушкин… «Лушкин в этой команде — самое слабоезвено, — решила Мила. — На нём и следует остановиться».

К огромному облегчению Милы, Лариса сидела дома. Лицо у неебыло зареванным. Вероятно, драма, о которой говорил Мешков, действительно состоялась.

— Это вы… ты! — удивленно воскликнула Лариса,всплеснув руками.

Тут же под ноги Миле с радостным визгом бросился Трезор ипринялся скакать вокруг нее, словно ошалевший ребенок вокруг новогодней елки.Чтобы он отстал, пришлось взять его на руки и поцеловать. Мила проделала этоскорее по привычке, чем от сильного чувства.

— Почему Трезор у тебя? — вместо приветствияспросила она, испугавшись, что Лушкин куда-нибудь уехал.

— Так, приблудился, — неопределенно ответилаЛариса, пропуская Милу в квартиру. И мрачно добавила:

— Приехала узнать подробности скандала?

— А что, был скандал?

— Да еще какой!

— В Орехова в самом деле стреляли?

— Да ты что? Кто это тебе сказал? — изумиласьЛариса.

— Мешков, шофер Орехова.

— Убить его за это мало!

— Уже, — мрачно сказала Мила. — Убила. Считайчто своими руками.

— Как это? — опешила Лариса. — Ты не врешь?

— Я определенно не в том настроении, чтобы врать.Хочешь потрогать мою шишку?

— А ты мою? — развредничалась Лариса, плохопредставляя себе ситуацию, в которой находилась Мила.

— Ты свою получила в потасовке, — парировалата, — а я свою, когда сражалась за жизнь.

— Да ну?

— Вот тебе и ну. Разрешишь у тебя помыться?

— Мойся сколько хочешь. Только — чур! — потом ярасскажу тебе про вчерашнюю ночь и про Орехова, а ты мне посоветуешь, кактеперь себя с ним вести.

— Уж это я тебе посоветую! — пообещала Мила,тряхнув головой. — Обещаю: меньше чем через час ты поймешь, что с ним надоделать.

Трезор вознамерился идти с ней в ванную и когда его непустили, принялся скрести дверь и тявкать.

— Вот ведь дамский угодник! — рассердиласьМила. — И кто тебя таким воспитал?

— Бабка Лушкина, — ответила Лариса. — Онаобожала щеночка и без конца тискала его, словно тот плюшевый. И вот,пожалуйста, результат — Трезор собственной персоной. Он любит женщин и требует,чтобы они с ним сюсюкали.

— В общем, я могу его понять, — пробормоталаМила. — Иногда и вправду хочется, чтобы с тобой посюсюкали. Не все же покушаться.

Когда Мила вышла из душа в Ларисином халате, волочащемся пополу, та уже заварила чай с лимоном и выставила на стол сладости. Сама хозяйкабыла одета в шортики, поэтому смотреть можно было только на ее ноги. Онибезраздельно властвовали на кухне, то скрещиваясь, то выпрямляясь иперегораживая выход в коридор.