class="p1">Глаза Лиши метнули молнию и встретились с каменным взглядом Хейса.

– Рачитель, я, видно, забылась на пару минут – и графом стал ты?

– Разумеется, нет… – начал Хейс.

– Создатель останется Создателем, как бы его ни называли – Эверамом или другим именем, – перебила его Лиша. – Собор графства Лощина станет Праведным домом и для красийцев, и для тесийцев.

Она повернулась к Халвану:

– Земля освящена по закону Эведжана – кровью наших людей, пролитой в ночи. Она неспроста зовется Кладбищем Подземников. Сам Ахман объявил ее святой. Тебе этого достаточно?

Халван поклонился:

– Если землю назвал священной шар’дама ка, значит так оно и есть. Однако храм…

– Что нужно для твоего освящения? – вздохнула Лиша.

– Молитвы, благовония, – перечислил Халван, – кости героев.

– Это тоже сделано, – сказала Лиша. – Дамаджи’тинг Аманвах благословила храм костями ее достопочтенного мужа, Рожера асу Джессум ам’Тракт ам’Лощина.

Халван отвесил очередной поклон:

– Начало положено, госпожа, но этого мало. Святость храма возрастает с костями каждого героя.

– Варварство! – прохрипел Хейс. – Чтобы мы осквернили и досточтимых мертвецов, и наш храм изуверской выставкой…

– Да оно не так уж и дурно.

Все обернулись на голос Гареда, и тот вспыхнул, очутившись в центре внимания.

Хейс заморгал:

– Ты, верно, шутишь, барон.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Гаред. – У нас же есть кладбища на территории Праведного дома, да и сам он стоит на склепах. Я побывал в Шарик Хора, когда мы ездили в Дар Эверама. И, стоя там среди костей таких же ребят, как я, которые тоже мочили подземников, я ощутил себя частью чего-то большего. Нам же того и надобно?

Лиша моргнула. Гаред Лесоруб был тугодумом, но барон Лесоруб удивлял ее ежедневно.

– Графиня, в костях есть магия, – заметила Фавах. – И у людей, и у демонов. Неужели ты думаешь, что мы только ради красоты воздвигли храм из костей героев? Хора Втягивают и прикрепляют магию к верованиям отлетевших душ, которые их населяли. И если герои пали, защищая народ от демонов…

– …то здание будет Втягивать магию и направлять ее на достижение той же цели, – договорила Лиша, лихорадочно оценивая открывшиеся перспективы.

Она повернулась к Артеру:

– Это лорд Артер, мой первый министр. Дама Халван и рачители сядут с ним и договорятся об освящении земли и пользовании собором на взаимоприемлемых условиях.

– Да как же мы!.. – взвился Хейс.

Лиша, не глядя на него, обратилась к Джоне:

– Разберись. Мне все равно, как ты поступишь – разделишь часы или оспоришь писание и найдешь общую почву для совместных служб. Уладь это дело. При следующем разговоре на эту тему я хочу, чтобы все были довольны. Ты понял?

Джона отвесил низкий поклон:

– Вполне, графиня. Не думайте больше об этом.

Облегченно вздохнув, Лиша вновь повернулась к Фавах:

– Не угодно ли выпить чая, пока мужчины спорят?

Ауру Фавах было трудно прочесть, а лицо пряталось за покрывалом, но поклон стал глубже.

– Благодарю, графиня. Это приемлемо в высшей степени.

Сердце у Лиши замерло, когда она, свернув за угол, обнаружила, что у дверей кабинета ее ждет Элона, обремененная внушительным животом. Другие женщины шли сзади, сопровождаемые Уондой с Дарси, и отставали всего на несколько ступенек.

Подскочив к Элоне, Лиша прошипела:

– Матушка, что ты тут делаешь?

– Честное слово? – отозвалась Элона. – Ты правда думала, что я буду сидеть у себя и все пропущу?

Лиша заклинала ее поступить именно так и даже выставила стражу и отрядила слуг, чтобы ее придержали, но могла бы сообразить, что мать не остановит ничто. Элона всегда пугала больше, чем могла сама испугаться.

– Поторапливайся, – подмигнула Элона. – Не надо устраивать сцены перед гостями.

Лише пришлось подыграть ей и кивнуть страже, чтобы впустила их. Едва за ними захлопнулась дверь кабинета, она схватила Элону за руку и крепко сжала:

– Клянусь Создателем, матушка, если ты подведешь меня на этой встрече – переселишься обратно в свое жилище у папочкиной бумажной фабрики.

Элона и ухом не повела:

– Не угрожай мне, девонька. Я одна из немногих, кому ты доверяешь менять пеленки своему чаду. Ты не такая дура, чтобы потерять меня из виду.

Краем глаза Лиша заметила Тарису, которая, расставив сервиз, бесшумно сновала по кабинету. Ее аура была само безмолвие, но она, без сомнения, услышала спор.

Тариса услышала все.

Через секунду вошла Уонда, изучая помещение взглядом, как поле брани. На миг задержав его на Элоне, она промолчала и встала между любимым креслом Лиши и входом в детскую.

Вошедшая следом Фавах задержалась у ее двери, рассматривая защитные символы. Они ярко светились в меточном зрении, питаясь и от великой метки, и от разложенных по тайникам мощных хора.

– Внушительно, хотя и небрежно, – признала Фавах. – Приятно видеть, что принцессу Олив так хорошо охраняют, но, чтобы убедиться в ее добром здравии, я бы взглянула на нее воочию.

– Возможно, – ответила Лиша. – Когда я удостоверюсь в вашей надежности.

Фавах посмотрела искоса:

– Что же тебя убедит?

– Лица можно и открыть, – вмешалась Элона. – Как я понимаю, здесь только женщины?

Лиша скрипнула зубами:

– Фавах, это моя мать…

– Элона вах Эрни ам’Свиток ам’Лощина. – Фавах поклонилась той ниже, чем Лише. – Твое имя известно во дворцах Красии.

– Неужели? – Элона положила руки на бедра, изображая скромницу, тогда как аура вскипела от удовольствия. – Оно далеко не громкое.

– И да, ты права. Если мы намерены доверять друг другу, то опустить покрывала – неплохое начало. – Фавах расчетливо дернула за платок, и белое шелковое покрывало упало на шею, как дымовое кольцо. Лицо старой карги являло собой сплошные кожу и кости. – Ведь иначе и чая не выпить?

Остальные красийки расслабились и тоже опустили покрывала, а Лиша подошла к старому креслу-качалке Бруны и села. Оно, по-прежнему накрытое изношенной шалью старухи, было единственным предметом обстановки, который Лиша взяла с собой, когда переселилась во дворец и отдала домик Бруны Дарси. Вот в кресле ничего энджирского не было и в помине – простое дерево, отшлифованное не полировкой, а многолетним использованием. Подушек тоже не предусматривалось, и оно заскрипело, едва Лиша качнулась.

В минуты одиночества этот звук иногда успокаивал Лишу, напоминая о наставнице. И о том, что скрипу можно придать устойчивый ритм, который расслабит – или встревожит – и пациента, и просителя. Скрип мог нарушить затянувшееся молчание или перебить говорящих и не дать им пуститься в пустопорожние разглагольствования.

– Добро пожаловать.

Она развела руки, начиная чайную церемонию дама’тинг, которая, правду сказать, не так уж сильно отличалась от энджирской. Решающее значение имела рассадка. Лиша и Дарси репетировали ее снова и снова. Дарси должна была сесть справа от