— Да-да, — согласился Олег, хотя насчет одних краев — этоесли понимать как от Края и до Края, но странное недоброе чувство билось вгруди и холодило кровь, что в самом деле в день свадьбы побыть бы вблизиотважного влюбленного дурака. — Интересно, какие здесь свадебные ритуалы... Гм,я видел и весьма... весьма необычные.

Колоксай отмахнулся:

— Да зачем мне необычные? Мне бы сгрести ее и... Свадьба —это множество оберток, а мне бы добраться до жемчужинки внутри! Пойдем, я самотве-ду тебя в палаты близь моих, а по дороге... а потом и за пирком в твоючесть поведаешь, где был, о чем мыслил!

— А ты, — спросил Олег с недоверием, — так и сидел здесь,свадьбу ждал?

— Точно, — согласился Колоксай. — Пару раз только отлучился.

— Куда?

— Да так, — отмахнулся Колоксай. — Тюринцев смирил, багнюковпримучил, воеводу Гнилозуба из полона освободил... Да это было просто! Ну, ещеотыскал в пещере чудище трехголовое, прибил, сокровища достал, народу раздал ввозмещение убытков... Это все рядом! Тут хоть и сад с этими золотыми, но заоградой Змей на Змее, кощеи стаями, нежить, навьи... Кто хочет славы, только заворота выйди!

Олег прикусил язык. С героем что-то происходило. Неделю томуон еще доказывал, что Змея прибить — подвиг из подвигов, а сейчас в глазахстранное ожидание чего-то еще ярче, что ждет в той, другой жизни, что ждет егоза свадьбой.

— Да, — согласился он с неловкостью, — пустячки... Но что жтогда, по-твоему, народ называет жизнью, полной подвигов?

Колоксай в затруднении пожал плечами. Он сам чувствовал, чтос ним что-то происходит... начинает происходить, но чтобы это осмыслить сразу иполно, надо в пещеры, а какая свадьба в пещере?

— Это хорошо, — сказал Олег с великим облегчением, — что тыэто... освобождал, завоевывал... э-э... примучивал к дани. Это хорошо.

Колоксай смотрел с удивлением. Темны движения души мудреца,а мысль их непонятна вовсе. Во всяком случае, он говорит о чем-то другом, а нео завоеваниях или подвигах.

В окно падал рассеянный бледный свет. Медный лик луны,изъеденный пятнами, смотрел через решетку мертвыми колдовскими глазами. Узкийлуч высвечивал плотно подогнанные дубовые половицы.

Олег неслышно подошел к окну. Железные прутья толщиной впалец, каждый кован искусно, лепестки из металла, набухшие почки... Многоесумел передать умелец кузнец, жаль, что за пару лет все равно все изойдетржавчиной. Ну, пусть не за пару, но все же...

По спине прошла волна холодка, хотя он знал, что сзади дверьзакрыта да еще и подперта. А если бы и распахнулась, изнутри повалит теплый духчеловеческого жилья, разогретых тел челяди, что спят вповалку внизу.

Колоксай, как он уже знал, в своих палатах спит с мечом уизголовья. Не дурак, понимает, что слишком многие хотят избавиться от чужака,но в открытом поединке мало кто рискнет сойтись грудь в грудь. А вотпрокрасться в опочивальню с острым ножом в зубах...

— Какие поединки, — пробормотал он, — какие мечи... Здесьправит женщина. Значит, и ответ должен быть женским... Без железа. А то и безкрови вовсе... Хотя за последнее я бы голову не положил. Даже палец...

Смутная угроза шла от темного приземистого здания далеко засадом. Он чувствовал тяжелые волны, что катятся неспешно, одна за другой.Высокие настолько, что накрывают дома и даже весь дворец. Только птицы... асейчас жуки и летучие мыши носятся поверх незримого половодья чар.

Уже заалел на востоке небосвод, но понять угрозу не мог. Скаждым часом, а теперь с каждым мгновением там накапливалось нечто враждебное,огромное, наливалось злой мощью.

В отчаянии он перебрал все, что знал, но душа съежилась отстыда за такую скудость. Он чувствовал унижение, словно на глазах всего людаоблили помоями да еще и хохочут, указывая пальцами. Ну, не обученхитросплетениям заклятий, когда одним уколом иглы можно перетряхнуть устоигосударства, сменить одно племя другим, когда умело сказанное заклятие поменяетв груди человека сердце на селезенку, и тот внезапно рухнет как подрубленноедерево на глазах изумленных соседей...

Громко пропел петух, в ответ заорали, перекрикивая, во всехдворах. Перекличка прокатилась по всему граду, где-то замычала разбуженнаякорова. С заднего двора послышался скрип колодезного ворота.

Внезапно он ощутил, как унижение уже давно перерождается внечто злое, оскорбленная душа пытается разогнуться, стряхнуть помои, а ещелучше — смыть эти помои кровью того, кто обрушил на него всю эту бадью.

— Перестань, — сказал он себе, морщась. — Не пристало волхвувести себя как задиристый мальчишка или как... просто человек. Не пристало! И яне стану...

В слабом рассвете он видел над домиком колышущееся какстудень облачко. Прозрачное, так дрожит нагретый воздух, в нем любят толктисьбезобидные комарики, прозванные толкунцами, но этот воздух не поднимается,словно вокруг дома незримый шар из бычьего пузыря...

Он словно ощутил в груди злое жжение. Плечи раздвинулись, ончувствовал, как от гнева перехватило дыхание. Несколько мгновений боролся,затем вдруг как молния блеснула мысль: а почему нет? Пока он добивается, чтобыникому пальчик не прищемить, власть захватывают, как говорил Мрак, простосильные... даже не столько сильные, как уверенные, наглые, идущие к целинапролом, наступая другим не только на ноги, но и на головы.

— Да черт с тобой, — вырвалось у него обозленное. — Мог быостаться поселянином, пас бы коров, никто бы...

Он чувствовал, что оправдывается, а в груди затрещало,незримая рука начала выдирать внутренности. Боль, тянущая пустота, а под ногамидрогнуло, раздался сухой треск, грохот. На том месте, где виднелся домик,взвился столб огня, побежал как огненная ящерица с высоким пламенным гребнем поизвилистой линии.

Дом исчез, на его месте зияла страшная трещина. С десятоксаженей вширь, в длину не угадать, концы уходят, постепенно сужаясь, за пределысада. Треск умолк, только земля еще вздрагивала. Стали слышны отчаянные крики,плач, мычание испуганного скота. Зато тяжелое давящее ощущение беды исчезло,словно это не он только что... да ладно, тот напросился.

За садом взвились струи темного дыма. Медленно поднялсятемный столб и за садом. Олег, натужившись, медленно свел края трещин вместе.Воздух наполнен гарью и дымом, когда же узнает, что горит в недрах...

Края соприкоснулись, затрещало, снова грохот, гул, чтопрокатился под ногами. Когда утихло, за садом огонь разгорелся сильнее, а крикиоттуда доносились хоть и далекие, но страх звучал в каждом вопле.

Через двор промчался человек:

— Пожар!.. Пожар!