— Спасибо, — пробормотал он.

Из горла вырвался только жалкий сип, но люди закивали, налицах появились улыбки. Это было похоже словно кора старого дерева задвигалась,Олег почти услышал, как трутся и шелестят сухие чешуйки.

Его руки упирались в мокрый холодный песок. От пальм спешилиеще два подростка с полными ведрами, с краев срывались прозрачные капли.Мужчина вскинул руки, подростки остановились, глаза горели любопытством.Мужчина прикрикнул, и они нехотя повернули к пальмам. Там в тени лежалимохнатые звери, Олег поморгал, глаза наконец сошлись, он разглядел неподвижныхверблюдов.

Мужчина всматривался пытливо, Олег угадал хозяина каравана,а то и главу племени, увидел, как сухие руки раздвинулись в приглашающем жесте:

— Мир тебе, чужеземец с красными, как огонь, волосами.Старые люди говорят, что встреча с таким человеком предвещает большую беду.Когда мы наткнулись на тебя... уже умирающего, кто-то сказал, что не следуетвмешиваться в волю небес.

Олег прошептал:

— И почему же вы...

— Но другой мудрец, — сказал мужчина, пояснил с ироническойусмешкой, — у нас все мудрецы... сказал, что небо именно нам нарочито послалоиспытание. Мы должны выбрать: идти ли своей прежней дорогой, хоть и бедной, носпокойной, или же рискнуть пройти через беду. Ибо беда ломает слабого, асильного только очищает от коросты, делает крепче, показывает его себе идругим, каков он на самом деле...

Олег зябко повел плечами:

— Спасибо. Но разве вы рисковали? На моем месте даже злойдух отблагодарил бы спасителей.

Мужчина сказал серьезно:

— Не все подарки стоит принимать. Если ты способенподняться, мы ждем тебя у нашего костра. Если нет, тебе принесут еду.

Олег с трудом поднялся, только сейчас чувствуя, что воздухвсе такой же горячий, а от песков веет сухим жаром, как из открытых дверейкузницы. Похоже, ему на голову вылили половину родника, а в небе образовалосьне одно облако из кипящей на нем воды.

У костра сидели пятеро. Все сухощавые, как один, жара исухие ветры вытопили жир до последней капли, черные, как обгоревшие головешки,с длинными ногами, придававшими всем печальный вид. Олега встретили сдержаннымикивками.

Он сел на свободное место. Сбоку появилась рука с небольшимкувшином. Прохладная жидкость приятно обожгла горло, он чувствовал, как оживаетгортань, пищевод, в животе разлился приятный холодок.

— Спасибо, — сказал он дрогнувшим голосом. — В самом делеспасибо... Вы спасли меня не только от смерти... но, может быть, и отчего-то... худшего.

Он чувствовал, что говорит путано, но хозяин караванаспокойно кивнул:

— Да, для настоящих людей нет ничего хуже смерти, а длянастоящих мужчин... есть много такого, что страшнее и гаже.

— Спасибо, — прошептал Олег, в горле стоял ком, он глотал ине смог проглотить. — Спасибо... Меня предали те, кому верил, меня бросили насмерть те, для кого сделал все, что от меня требовали... И сейчас меня спаслите, для кого я должен принести беду...

Его слушали внимательно. Олег чувствовал на себе осторожныеощупывающие взоры. Хозяин сказал со вздохом:

— Ты молод, но говоришь достойно и мудро, как человек,проживший долгую жизнь и познавший добро и зло. Тем более нам горько, что бедадолжна прийти от тебя, ибо это значило бы, что если ты достоин и чист, то мы —недостойны и погрязли...

Второй, подумав, сказал медленно:

— Или же ты — ложный пророк. Тому дано будет говоритьнастолько близко к правде, что люди пойдут за ним, а он уведет с дорогиИстины...

Олег помотал головой, сказал поспешно:

— Нет-нет, в пророки я не гожусь. Ни рылом не вышел, нигодами. Мне только перевести дух, понять... почему я других считал дураками, асам дурак куда больше... и тогда, может быть, я смогу сдвинуться хоть вкакую-то сторону.

Как он понял чуть позже, это был не караван, а целое племя.Народ, как они назвали себя с достоинством. Он с удивлением и завистью смотрелна этих бедных и одетых в тряпки людей, что, в отличие от его родного племени,постоянно двигаются через весь белый свет. Если невры не выходили из Леса, дане просто Леса, а из своего пятнышка, именуемого Светлолесьем, ни шагу всторону Чернолесья, Темного Леса, Чужой Стороны за Ручьем, то эти остаются наместе лишь для короткого отдыха, ужинают под звездным небом, спорят идоискиваются, почему небо куполом, а не плоское, куда уходит солнце на ночь,сколько джиннов поместится на кончике волоска верблюда, нимало не заботясь, чтоможно бы остановиться в какой-нибудь цветущей долине, еще не заселенной,поставить добротные домики, разбить сады и огороды, копать, сеять, собирать,чинить, шить, тачать...

Правда, тогда уже некогда будет посмотреть на небо. Будутжить богаче, зажиточнее, но о смысле бытия уже думать не будут, а больше о том,как отелится корова, не ударят ли заморозки по яблоням, пора отвести козу ксоседскому козлу, прополоть огород, поставить курятник на столбы, а то лисаповадилась таскать цыплят...

Нет, сказал себе почти вслух и понял, что наткнулся на одноиз правил, что останутся в нем если не навсегда, то очень надолго, для них,может быть, и хорошо бы осесть на землю, как все, но для рода человеческого этобудет потеря. Пусть народы идут разными путями! Они тоже ищут истину. А чембольше нас пойдет ее искать...

Он попытался предложить им золото, драгоценности, трудно линатаскать для таких людей, но старейшины племени качали головами, благодарили,снова качали, да он и сам видел, что не примут ценности другого мира. Не изгордости, а просто куда ценнее выяснить, был ли пупок у первого человека, — упервой женщины, понятно, был, но стерся, — сколько же все-таки джинновуместится на кончике волоска верблюда и сможет ли всемогущий Творец создатьтакой камень, который не в состоянии поднять?

— Спасибо, — сказал он с неловкостью. — Я возвращу вам долгтак, как вы хотите. Я все понял!

Потом они видели, как этот человек, стоя на вершине золотогобархана, вскинул к небу руки, песок закружило, взвился страшный вихрь, здесьименуемый самумом, старики тут же заговорили, что все же пески дают приют зломудуху, но самум унесся, забрав с собой весь бархан, а на его месте обнажиласьголая земля, где тут же появилось и начало расплываться мокрое пятно.

— Если это злой дух, — сказал старейшина в затруднении, — тозачем ему было открывать новый родник?

Крупные красные, как алая заря, облака висят все на том женебе, яркие птицы в саду с золотыми яблоками верещат во все луженые глотки, вушах трещит, по дорожкам, посыпанным золотым песком, прыгают заморские зверьки.