Никто не разговаривал. Царило полное безмолвие, если не считать тихих звуков музыки.

Когда она вошла, фарфоровая посуда тихо звякнула, будто все посетители одновременно уронили свои чашки.

Она выглядело черным шипом в их мире белых лепестков.

Женщина в длинном белом шелковом платье с высоким кружевным воротником выронила кифару, быстро оборвав музыку, и поспешила к Кроне из дальнего конца помещения.

– Ваша одежда неуместна, регулятор, – едва слышно упрекнула ее женщина.

– Прощу прощения, – прошептала в ответ Крона. – Но я ищу бывшего констебуляра Патроне. Дело срочное.

– Пропустите регулятора, – произнес толстый пожилой мужчина, развалившийся у окна.

Определенно это был тот же мужчина, которого она видела в каземате. Его сдержанный голос прозвучал как гулкий крик в приглушенном пространстве. – Я уверен, что они готовы доплатить за то, что смотрятся бельмом на глазу.

Женщина посмотрела на Крону, приподняв бровь, в поисках подтверждения этому заявлению.

Крона мысленно вздохнула и вытащила кошелек со временем из сумки на бедре.

Женщина без грамма учтивости тщательно изучила ампулы, чтобы убедиться, что в них присутствует характерная цветная искра.

– Вон он, – сказала она, указывая на мужчину у окна.

Мужчина даже не взглянул на нее, пока она шла к нему, зато другие посетители провожали ее раздраженными взглядами. Он тяжело откинулся на белые подушки, его куртка была расстегнута, обнажая темно-коричневую, покрытую шрамами грудь. Когда-то он был устрашающим человеком, но возраст лишил его яркой внешности. Только когда она подошла к нему, она заметила белую инвалидную коляску, которая скромно притулилась рядом. Он, наверное, пользовался каретой, чтобы ездить на Холм-каземат и обратно.

На маленьком столе со стеклянной столешницей перед ним стояло несколько рамекинов[14]. Он взял один, смочил слюной мизинец, коснувшись кончиком языка, погрузил его внутрь и вынул. Палец покрылся розовыми кристаллами, которые он обсосал, сунув палец между губами.

– Соли? – предложил он.

– Нет, спасибо, – отказалась она.

Она никогда не могла понять, почему большая часть населения так сильно любит соль. Им хотелось соли больше, чем сахара, а некоторым даже больше, чем воздуха. Они жаждали соли, будто когда-то были ее владельцами, а потом соль у них украли, и с тех пор они никак не могут утолить свою тоску по утраченному.

Слова бурлили у нее в горле и готовы были сорваться с губ, как вода на Водопадах. У нее было много вопросов, и каждый из них обжигал ее внутри, чем дольше она молчала. Она возлагала столько надежд на эту встречу, подсознательно решила, что разговор с Патроне станет прорывом в этом деле, а его глубокое понимание Шарбона приведет к быстрому завершению и этого кошмара. Но, глядя на него сейчас, она поняла, что он всего лишь человек, а никакая не волшебная палочка.

– Правильно ли я предполагаю, что вы тот же самый регулятор, которого я видел ранее сегодня?

– Да.

– И зачем вы проделали такой длинный путь вслед за мной, если мартинеты меня отпустили?

– Дело не в этом… инциденте. Я не знаю, что это было…

– Судя по лицам моих коллег, никто из нас не знает, что это было. А что же видели вы, а? – Он внимательно осмотрел ее шлем.

Он как будто ощупывал ее невидимыми датчиками, пытаясь выудить из нее информацию, которую не смог получить от охранников. На мгновение она даже подумала, что же видел он – или тоже ничего не видел – все зависело от обстоятельств. Она была уверена, что никто не видел нападавшего полностью. И причина этому не «пыл битвы», не тусклый свет и ничего другое, хотя бы наполовину логичное.

Нет, остались лишь нелогичные объяснения, например, новая не поддающаяся выявлению магия.

Когда она не ответила, он отвернулся и посмотрел вниз на улицу.

– Вы собираетесь разглядывать меня или все же присядете? – невозмутимо спросил он.

– Я лучше постою, – Крона расправила плечи, поставила ноги пошире и заложила руки за спину, сосредоточив все внимание на том, что происходит здесь и сейчас. – Я пришла в каземат специально, чтобы поговорить с вами. Мне хотелось расспросить вас о работе по делу Луи Шарбона.

– Я всегда знал, что однажды ко мне придут регуляторы и спросят о нем.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, ведь ничего еще не закончилась, правда? Мы поймали человека, убили человека, и все же…. – Его темные глаза на мгновение пристально взглянули на нее. – Как вы думаете, зачем я сюда хожу?

– Надеетесь услышать что-нибудь интересное? – ответила она, оглядываясь на клиентов, которые вернулись к своим тихим размышлениям.

– Именно здесь я поймал ублюдка, – сказал он. – Поимка Шарбона была последним делом моей славной карьеры, поэтому мне снова и снова хочется прожить это. Все последующее не имело особого смысла. А потом мои ноги… один урод воткнул мне нож в позвоночник, и все. Пришлось стать смотрителем, но тем не менее. – Он тоже выпрямился. – И чем больше я вновь проживаю это дело, тем больше сомневаюсь в нем. Я должен был увидеть знаки. Я знал Шарбона лучше всех и должен был понять, что он готовится к созданию настоящей посмертной маски. Я должен был задаться вопросом, почему он сидел здесь, – он указал на центр комнаты, – и позволил мне надеть на него наручники. Мне следовало отложить его казнь до тех пор, пока мы бы не опустили этого мошенника-чародея в песок. Ведь вы об этом пришли спросить? Как я позволил этому случиться?

– На самом деле нет, месье. Я хотела спросить, каким он был, как выбирал себе жертв. Не было ли в этом… какой-либо закономерности?

Патроне нахмурился.

– Зачем?

Крона наклонилась ближе. Тихо, чтобы не услышали остальные, она рассказала о событиях последних дней.

– Каким был этот Шарбон? – спросила она – На самом деле.

Бывший констебль пожал плечами.

– Внешне? Исключительно добропорядочный гражданин – в основном. Не самого высокого происхождения, но с хорошей репутацией, в общем и целом. Религиозен. Вплоть до того момента, пока не проклял богов. Посещал котерию основоположников и каждые пять дней ходил на Великую службу. Он предпочел целительство семейному делу – он был великим мастером-хирургом. Вот какой он был… Анатомия была его сильной стороной, и я уверен, это вы уже знаете. Изучение тела, которым он занимался без разрешения, было единственным черным пятном на его репутации. До…

– А внутри?

– Внутри он оказался грязным монстром, объединившим в себе черты всех чудовищ, нападающих из-за угла и выскакивающих из трещин в земле. Такой тип убийцы, как Шарбон, убивает и убивает, потому что наслаждается смертью и разрушением – как властью. Это их возбуждает. Так что внутри – внутри у них одна сплошная кровавая грязь.