– Еще один раз. Думаю, я уже близок к результату.

Она смотрела на него, прищурившись, и казалось едва сдерживалась, чтобы не выразить ему собственное презрение.

– Скольких еще пенисоносных индивидов ты готов убить безо всякой необходимости, если ответ можно найти в груди одного человека с маткой? Считаешь себя таким благородным, берешь только тех, у кого есть яйца, и щадишь остальных. Нам твое рыцарство – рыцарство убийцы – ни к чему.

– Мне нужно найти кого-то… посвежее. Мне следовало…

Внутри у него все перевернулось. Все его жертвы были не совсем здоровы. Их силу забрали так давно, что не осталось даже шрамов. Ему же был нужен кто-то, у кого еще оставалась рана. Поэтому он продолжал работу, запрашивая себе все более молодых жертв, надеясь, что ему не придется красть слишком много жизней.

– Это точно, посвежее. И другого пола.

– Я не уверен.

Она мило, со снисхождением, улыбнулась ему. Подобрав свои юбки, она поднялась со стула и, обойдя маленький столик, уселась к нему на колени. Он неловко поерзал, но не столкнул ее. Она обвила руками его шею, поиграла с белой лентой, повязанной вокруг головы, чтобы удерживать волосы. Он отвернулся.

– Такой хорошенький мальчик, – проворковала она.

Он никогда не понимал, почему она называет его мальчиком. Ему уже за сорок – совсем не мальчик. Особенно для нее: молодой, соблазнительной, внушающей ужас Фионе.

Он сухо сглотнул.

– Ах, да, чуть не забыла, – сказала она, вытаскивая из сумочки маленькую темную пилюлю, тускло-серую, как свинец. – Открой пошире ротик.

Он сделал, как ему сказали. Если божеству Непознанного необходимо, чтобы он глотал странные пилюли для силы духа, он будет глотать.

– Слезь, – потребовал он, как только проглотил пилюлю.

Фиона потрепала его за кончик носа и даже не подумала подчиниться.

– Ой, да не будь ты таким младенцем. Теперь о задаче. Я была там. Слышала, в чем тебя обвиняют, и ты знаешь, в чем обвиняли меня. Ты найдешь утраченную нами силу, которую даровал нам бог, а я буду тебя беречь и охранять, чтобы ты продолжал свои исследования, пока ты не найдешь то, что нужно мне. Ты же хочешь, чтобы божество Непознанного вернулось, да? Значит мы должны добыть доказательства.

Она схватила его за волосы и потянула его голову назад, заставив смотреть на нее.

– Итак, если я говорю, что тебе нужно начать рвать другие цветы – более женственные, ты будешь меня слушать.

И она провела своим тонким пальцем по его обнаженному горлу, словно лезвием.

Шарбон позволял ей много вольностей. Когда она пыталась добиться близости с ним, касалась его так, будто была его женой, он только мягко возражал. Когда она приказывала ему, как избалованному ребенку, он затевал ссору только ради собственного достоинства. Но этого он допустить не мог.

Она тихо выдохнула, когда его рука рванулась вперед и сжала ей горло. Фиона не стала сопротивляться, а замерла в ожидании. Глаза ее потемнели от удивления. Он рванул ее к себе.

– Я не твоя марионетка, госпожа, – решительно прошипел он. – Не путай меня со своими бесхребетниками. Я убивал много раз, и, если тебе не хочется стать первой особой женского пола, принесенной в жертву Непознанному, следи за своими руками.

Между ними прокатилась волна жара, грохоча, как поток, зажатый между двумя высокими утесами. Никто не собирался сдаваться первым. Они крепко вцепились друг в друга, словно животные когтями. Но потом Шарбон чуть усилил хватку. Губы Фионы слегка дернулись. Она попыталась изобразить дерзкую ухмылку вместо, чтобы спрятать страх, но рот ее дрожал.

Да, она должна была помнить: он – убийца.

– Я тебе нужна, – прохрипела она. – Так сказал Тало.

– Тало, – грубо ответил он, – здесь нет.

Она выпустила его волосы и примирительно подняла ладони. Не особо удивившись, Шарбон столкнул ее с колен, и она чуть не упала на пол, в последнюю секунду ухватившись за край стола.

Как ей удалось так привязать его к себе? Почему Непознанное выбрало их двоих – их двоих и ее любовника – ведь они такие ненадежные?

– Тебе пора. Уверен, твой муж тебя уже хватился.

– И какая тебе разница, что подумает этот старик?

– Если он начнет подозревать тебя не только в измене, то сможет помешать нашей работе.

Фиона расправила юбки, поправила воротник.

– Отлично. Я пойду, но ты знаешь, что я права в отношении жертв. Жертвы с матками ближе к магии. Точно тебе говорю.

Дверь в зеленую комнату захлопнулась за ней. Шарбон сделал еще глоток чая, но теперь его затрясло от его вкуса. Каждая частичка его тела дрожала. Ему было плохо, очень плохо. Он выдернул из волос ленту и бросил ее на скатерть рядом с перчатками, забытыми Фионой. Некоторые почти ничего не делают, чтобы доказать свою веру. Почему же от него Непознанное требует так много?

Два года назад

– Ты мне поможешь? – прошептал Себастьян.

Они все еще лежали на полу, бережно прикасаясь друг к другу. Оба долгое время молчали, лишь их объятия выражали утешение и заботу, которые они не могли передать словами.

Мелани немного отстранилась – настолько, чтобы найти его глаза, заглянуть в них – посмотреть, что там внутри. Она не знала, что хотела увидеть, но увидела искренность и доверие.

– Парадокс маски Блэкхауса заключается в том, что ее невозможно использовать самостоятельно, – пояснил он. – Магия маски позволяет вспомнить все, но как только маску снимаешь, эти воспоминания исчезают. Мне нужно, чтобы ты выслушала мою историю, а потом пересказала мне, когда мы закончим.

– Это дыра в моей жизни, в моей памяти – в понимании самого себя. И тебе она может помочь. Мы можем воспользоваться маской, чтобы понять, как удалить метку и магию, чтобы тебе больше не пришлось беспокоиться о… что тебя…

– Преследуют, – закончила она. – Используют. Даже рассекают. О, боги, я…

Он провел пальцами по ее волосам, пытаясь успокоить ее.

– Мы этого не допустим. Как бы я ни боялся снова надеть маску, это необходимо сделать.

Он начал осторожно подниматься, увлекая ее за собой.

– Ты мне поможешь? – снова спросил он.

– Да. Да, конечно.

Как только они оба оказались на ногах, в голове Мелани внезапно возникла запоздалая мысль, что они ведут себя неприлично. Они слишком мало были знакомы, чтобы так прижиматься друг к другу.

Даже если за последние несколько дней им пришлось прожить целую жизнь.

Она сделала шаг назад, отступив на приличное расстояние.