– Как ты посмела забрать моего сына, тетя! – закричал на нее отец. – Как ты посмела зайти в мой дом и украсть моего ребенка!

Он поднял руку. Маленький семилетний Себастьян отвернулся и услышал звук удара.

– Ты его не заслуживаешь, Виктор. Ты никого не заслуживаешь!

Еще один звук удара.

Плач. Умара плачет.

Отец подошел к нему, взял за руку, заставил его взглянуть туда, где на полу лежала бабушка Умара, наполовину приподнявшись. По щекам ее струились слезы, тихо впитываясь в ковер, который закрывал большую часть деревянного пола небольшой комнаты.

– Иди, извинись, – сказал ему Виктор.

Себастьян понял, что он имел в виду.

Напуганный припадком отца, он осторожно двинулся, боясь, что Виктор ударит и его, если он двинется не в ту сторону. Опустившись на колени рядом с Умарой, Себастьян положил руку ей на плечо.

– Все в порядке, тетя, – сказал он, – скоро тебе станет лучше. Не грусти. Будь счастлива. Не грусти.

В его ладошке запульсировало тепло, переходя в нее, изменяя ее настроение, питая ее новыми чувствами.

Она сразу перестала плакать.

– О, Себастьян, – сказала она, поднимаясь и слегка касаясь его лица. – У тебя есть дар, дитя. Прекрасный и ужасный дар. Не знаю, зачем духи ниспослали его тебе. – Она посмотрела на отца. – Нет, наверное, знаю.

Виктор дернул Себастьяна за плечо и оторвал его от Умары. Он слишком крепко держал его, тянул вверх так, что мальчику приходилось стоять на цыпочках.

– Если ты еще раз подойдешь ко мне или к моему мальчику, я тебя убью, – пообещал Виктор.

Теперь заплакал Себастьян. Он любил бабушку Умару. Она хотела оставить его себе насовсем. Он тоже хотел остаться у нее.

– Перестань рыдать, – сказал Виктор, таща его прочь из хижины.

Повзрослевший Себастьян забыл об этом. Почувствовав слезы на щеках, он снова отправился на поиски.

* * *

Прошло лишь несколько минут, но Мелани показалось, что не минут, а дней.

Она все ждала, что поза Себастьяна изменится, превратится во что-то чужое, постороннее, что укажет на то, что им овладел Блэкхаус. Но он оставался самим собой, даже если и немного страдающим.

Он прокручивал свое прошлое назад – распутывал нить воспоминаний, которые тянутся, обнажая неприукрашенные подробности, причиняя Себастьяну боль. Он заскрежетал зубами так резко, что услышала даже Мелани. Кожа покрылась капельками пота. Он стал тяжело дышать, и в какой-то момент он пробормотал: «Отец, пожалуйста, не надо», хотя в его прошлом он, должно быть, выкрикнул это.

Через мгновение ей пришлось отвернуться. Маска стала расплываться, и ее затошнило. Она щипнула себя за локти, чтобы занять руки, не схватиться за маску и не швырнуть ее через всю комнату – в камин.

А потом Себастьян заговорил. Ему было тяжело, но он рассказал ей о своих воспоминаниях. Он говорил и говорил, рассказывая о странных, болезненных случаях из своего детства. Мелани стояла совершенно неподвижно и внимательно слушала, пока он не закончил свою историю.

Прошло полчаса, и Себастьян снова потянулся к завязкам.

– Я сделал это, – удивленно сказал он, снимая маску Блэкхауса, явно измученный.

На щеках у него еще не высохли следы слез. Он осторожно накрыл дерево ладонью, стараясь не повредить кожаные чешуйки.

– Я сделал это, и я…

Он нахмурился. Закрыл глаза рукой.

– Моя голова, – простонал он. – Как же она болит.

Эхо Блэкхауса даже не появилось. Он даже был рад подремать, пока Себастьян исследовал свое прошлое. Мелани позавидовала легкости, с которой Себастьян смог получить информацию. Насколько все пошло бы по-другому, если бы и Белладино был таким же тихим? Никто бы сейчас и не думал, что можно заколдовать человека. А на коленях у Себастьяна сейчас не лежала бы маска Блэкхауса.

Да и ее самой сейчас не было бы здесь, сейчас, в этой комнате, вместе с ним. Она бы уже забрала свою мать домой.

Эта мысль странным образом заморозила ее.

Себастьян держался руками за голову. Она пульсировала болью после работы с магией.

– Они были… – начал говорить он, но вопрос застрял у него в горле, и ему пришлось сглотнуть и начать все сначала. – Они были настоящими? Воспоминания?

– Да.

Он убрал ладони с лица, вопросительно взглянув на нее в ожидании объяснений.

– Ты сказал… Ты сказал, что не думал, что с тобой это случилось – не так, как со мной. Твоя двоюродная бабушка видела это в тебе. С самого начала.

– Я родился таким? – с сомнением спросил он.

– Так ты рассказал. Умара развивала твой дар, а твой отец…

– Мой отец использовал его. А как это… когда это прекратилось?

– Это прекратилось, когда тебе было десять. После…

– Пришел налоговик и все вытянул из нас обоих, а потом меня забрала мать и… Он ушел. Я думал, Умара умерла. Он сказал мне, что она умерла. Не знаю, почему я ему поверил. Может, она жива. Но, после того, как с меня взяли налог, он ушел. И она ушла. И я больше ничего такого не делал. Я не знаю, когда я попробовал снова – я же говорил, что пробовал? Но у меня ничего не получилось. И тогда я начал считать, что придумал все это.

– Не придумал. Ты все очень живо описал.

– И способности Блэкхауса показывают только правду, а не мои фантазии. Это значит, что дар исчез, когда… когда они извлекли из меня время.

Он поднял взгляд и посмотрел прямо ей в глаза.

– Точно, так и было, – наполовину выдохнула, наполовину засмеялась Мелани. – В этом есть смысл. Потребовалась магическая игла, чтобы извлечь магию из маски Белладино и внедрить ее в меня.

Она хлопнула в ладоши, обрадовавшись найденному решению.

– Все, что нам нужно сделать, это достать еще один шприц, и мы сможем положить этому конец.

– Не думаю, что это так просто. Мы уже попробовали один раз. Попытались вернуть эхо, но у нас ничего не вышло. Мы не знаем, что делаем. Даже если иглой. Я буду стараться извлечь знания Белладино, а вместо этого извлеку твое время? Или еще что-нибудь. Сделаю еще хуже. Мы не знаем, как это работает. Не заставляй меня… Я даже не буду пытаться, пожалуйста.

– Не буду, – быстро ответила она.

Она понимала, что с ее стороны было несправедливо требовать от него сделать это.

– Не буду.

Она могла попробовать сама. Или…

– Что, если мы найдем кого-то, кто знает, как это работает? Мага-чародея. Нам может помочь чародей.

– Может помочь, а может и сдать нас, – отметил он, но в его контраргументе не было запала. Его голос звучал, как будто он уже сдался.