– Может сдать, а может и нет, если у него такие же проблемы.

– Ты знаешь хоть одного чародея?

Она покачала головой, снимая шляпу, обнажая лоб. Легонько провела кончиками пальцев по метке, запоминая ее тонкие линии.

– Нет. Но этот знак кому-то принадлежит. Это, как если бы он поставил свою жирную подпись на моей коже. Возможно, тот, кто наделил маску Белладино магией, пожалеет нас. Или хотя бы заинтересуется.

– Но как проверить, кому можно доверять, а кому нет?

– Одним неизвестным больше – какая уже теперь разница? – спросила она. – И что нам теперь делать с этим? – Она указала на маску Блэкхауса. – Только, пожалуйста, не говори, что нужно спланировать еще одно ограбление.

– Я думал, что можно просто пойти и отдать ее назад лавочнику.

– Ты шутишь.

– Нет. Ты же оставила деньги, помнишь? У меня есть право взять эту маску напрокат, я получил его непосредственно у регуляторов. А суть нашего дела заключалась в том, чтобы затуманить ему мозги. Чтобы он не мог вспомнить, что делал и чего не делал. Это лишь подтвердит такие подозрения.

– Но ведь это ты. Ты ему не нравишься, и он знает, что ты думаешь о масках.

– Скорее всего, этот лавочник просто обзовет меня как-нибудь. Сочтет, что я притворялся, лицемерил. Переживу как-нибудь. Он получит и деньги, и маску. – Регуляторам будет нечего расследовать. Но если они будут настаивать на допросе, я справлюсь.

– Мне это не нравится.

– И мне тоже не нравится идея рассказать все непонятно какому чародею в мгновение ока, защитив себя одной молитвой.

– А разве у меня есть выбор? Я могу сама попробовать свести метку. Могу попытаться срезать ее, как нарост. Но это никак не защитит меня от чар, обнаруживающих магию. Я не вижу для себя другого выхода. Но ты… – Она резко сглотнула. – Ты и так сделал достаточно. Больше ничего не нужно… Я отвезу маму домой, и с нами будет покончено. Ты больше никогда не увидишь меня.

Брови Себастьяна грустно изогнулись. Губы приоткрылись, но сначала он ничего не сказал. Лишь позже выдавил из себя несколько слов.

– Я… не… Не хочу тебя пугать… Но я не хочу с тобой расставаться.

Он опустил взгляд на колени, быстро отложил маску Блэкхауса в сторону, чтобы не смотреть на нее.

Они оба понимали, что его признание было довольно откровенным – бесстыдным. И Мелани не сразу нашлась, что ответить, чтобы не показаться нескромной.

Приняв ее молчание за чувство неловкости, он добавил:

– Пожалуйста, я не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное впечатление. Я помог тебе просто потому, что хотел помочь. Вот. Клянусь, у меня не было никаких скрытых мотивов. Я ничего не планировал… Не думал, что так… – Он глубоко и покорно вздохнул. – Если вы не захотите больше видеть меня, я с уважением отнесусь к этому.

– Я совершенно не хочу этого, – поспешно сказала она. – Ты… ты мне очень нравишься. Уже.

Он мягко улыбнулся, но не поднял глаз.

Я назвала ее Мимулюсей[15]– так называется обезьяний цветок. Я знаю, что никто не знает, как размножаются варги и, вообще, есть ли у них пол, но решила, что мне попалась девочка. Я навещала ее каждый день, когда могла, как только заканчивала работу, и после изучения букв и цифр с мамой. С каждым моим визитом она становилась сильнее, и теперь мне интересно, неужели она нашла где-то мясо, чтобы питаться. Но тогда никто не пропадал без вести, и никто не сообщал, что видел варга в этом районе. Мази, похоже, подействовали, хотя я никогда не слышала, что раны варгов можно заживлять. А шерсть стала мягкой. И даже вонь куда-то испарилась.

Что-то изменилось в Де-Лии в тот день, когда ее сменили стражи после слежки за Стрэндж в Подземье. Она вернулась домой вечером несколько обеспокоенная, но совсем не так, как раньше. Если раньше Крона считала ее холодной и отчужденной, то теперь Де-Лия вела себя нервно и встревоженно.

Хотя и Крону было за что критиковать. Она не знала, как ей рассказать о том, что она увидела в Холме-каземате, услышала от Патроне, или то немногое, что она узнала о Шарбоне в процессе расследования.

Они вместе сидели на кухне вечером и чистили оружие. На столе лежали разобранные пятизарядники, и две женщины смазывали маслом их детали.

– Ты выглядишь изможденной, – сказала Крона Де-Лии.

Де-Лия даже не подняла глаз, энергично полируя ручку своего пистолета. Она уклончиво пожала плечами.

– Да, я устала. Но ты не переживай.

– А я думала, это моя работа, – легко ответила Крона, начищая пазы тонкой грубой кистью. – Ты беспокоишься обо мне, я – о тебе. Вместе мы переживаем за маму…

– Не в этом случае.

– Почему?

– Потому что я в порядке, – резко ответила Де-Лия, сжимая в кулаке грязную махровую ткань, будто пыталась выжать из нее кровь. – Не о чем беспокоиться, – поправилась она, опустив плечи. – Меня замучили дурные сны. Как и тебя. Что тут можно сделать? Я хочу вернуть маску хаоса и камень отчаяния – и все мои проблемы закончатся. Раньше никто не погибал из-за того… по моей… Все эти люди были бы живы, если бы не я, понимаешь? Это я виновата во всем, что произошло на юбилее.

– Мы все там были. Мы все несем ответственность, – поправила Крона.

Де-Лия покачала головой, отказываясь согласиться с этим.

– Капитан – я. Значит и вина в конечном итоге лежит на мне.

У Кроны внутри все застыло. Да, люди погибли. И был миллион мгновений, когда любой из их команды мог бы выпрыгнуть из формы и сорвать планы грабителей.

Если бы только она быстрее справилась с лже-варгом, люди были бы живы.

Так что не только Де-Лия виновата. Она не должна нести бремя вину в одиночку.

– Я… Мне нельзя об этом говорить, – осторожно начала Крона. – Мартинеты приказали ни о чем не рассказывать, и я думаю, что это разумно, но… Сегодня, когда я была в каземате, там произошел инцидент. Нападение.

Де-Лия резко подняла взгляд.

– У кого хватило смелости и наглости напасть на Холм-каземат? Он же неприступен.

– Сегодня оказался вполне приступен. Им удалось проникнуть.

– Ты шутишь. Как?

– Никто из нас – тех, кто там был, не знает как. Это было… Не знаю, как описать. Напавшего я не смогла четко разглядеть, но он был прямо там – рядом со мной. Но почти невидимым.