– Воете на луну? – хохотнул профессор. – Хорошая луна, молодой человек. Почти полная. На такую луну грех не выть.

Влад с удивлением отметил, что профессор прилично пьян.

– Просто дышу свежим воздухом.

– Перед смертью не надышишься, – еще бесшабашнее хохотнул профессор. И тут же добавил: – Это шутка юмора. Весело, не правда ли?

– Сильно сказано. – Влад не ожидал от рафинированного профессора употребления в разговоре столь расхожих плебейских штампов.

Профессор похлопал по карманам пиджака, извлек серебряную фляжку, открутил крышечку. Пахнуло коньяком.

– Балуюсь, понимаете ли, – извиняющимся тоном произнес профессор и сделал глоток из фляги. – Помогает черными вечерами. Вам не предлагаю.

– Жалеете? – усмехнулся Влад.

– Сухой закон. Для просветления нужны чистые мозги. Чтобы вычистить их еще чище, – профессор захихикал. Потом посмотрел на Влада с жалостью. – Вы верите в чертей?

– Пока не встречались…

– Да, конечно… А я верю… Однажды они приходят к тебе. И просят подписать контракт. Кровью… И ты соглашаешься, поскольку черти открывают тебе новые горизонты… А потом ты расшибаешь лоб. И начинаешь задумываться, а стоило ли… Плата порой чрезмерно высока…

– Что, имеете опыт договоров с чертями?

Профессор внимательно посмотрел на Влада.

– А ведь ты, офицер, не прост… Ох как не прост… Ты себе на уме… Может, из тебя и будет толк.

– Спасибо за доверие, – хмыкнул Влад.

– И ты займешь мое место… Или чье-нибудь еще. Неважно. Мест много… Хороших мест в первом ряду… Только нужно успевать подписывать контракты.

– Кровью?

– Как пел Галич: «Чернила, – ответил черт…»

– Черт?

– А что черт? Это все многовековая антиреклама. А разве так плохо быть чертом? А еще лучше Аждархой…

– Простите.

– Аждарха. Пустынный черт… Хорошо быть, наверное, пустынным чертом. Могущество… Сила… И спящая душа…

– Вы задались целью напугать меня?

– Упаси господи, – вдруг нарочито бодро произнес профессор. – Это мои внутренние переживания, которые никак не относятся ни к вам, ни к моим служебным обязанностям… На самом деле все предельно ясно. Вы хотите получить успех и удачу. Мы готовы вам их дать… Считайте, задаром. И никаких скрытых сторон… Все просто. Простота, а не красота спасет мир…

Он посмотрел на часы:

– Вынужден сделать вам замечание. Вы нарушаете распорядок. Тем самым вредите процессу стабилизации нервной системы… Прошу впредь этого не допускать…

– Впредь не допущу…

– «Чернила, – ответил черт», – едва слышно прошептал профессор. Размял пальцы, будто искал что-то. Рука его потянулась к внутреннему карману.

Влад напрягся. Сейчас профессор нервными тонкими пальцами начнет играть античной монетой на золотой цепочке. И тогда станет понятно – вот он, Ангел!

Профессор вытащил руку из кармана. В ней была мятая пачка сигарет. Он вытянул одну сигарету – изломанную. Потом другую – тоже изломанную. Наконец нашел целую. Щелкнул увесистой серебряной зажигалкой. Затянулся глубоко, со смаком, глядя куда-то поверх острокрышего, с башенками, главного корпуса.

– Вы еще здесь? – бросил он неодобрительный взгляд на Влада.

Влад испарился.

Ворочаясь ночью в постели, он дословно вспоминал беседу с профессором. Что это было? Срыв запутавшегося и уставшего человека? Или профессор предлагал свои услуги в качестве объекта вербовки? Явственен же был намек, что он готов поменять хозяина… Тогда профессор просто дурак…

На утренней медитации Загребенский был подтянут, гладко выбрит, выглядел отлично. Ничто не намекало на то, что ночью он предавался прогулкам под луной и бытовому пьянству. Встретившись взором с Владом, он поспешно и воровато отвел глаза.

* * *

– «Черный ворон, что ж ты вьешься, – пропел Влад, вытираясь махровым полотенцем после утреннего холодного душа. – Да над моею головой».

– Песни у тебя заунывные, – отметил Вован.

– Зато наши… «Ты добычи не добьешься. Черный ворон, я не твой».

– Странный вы народ, вояки.

– Странный вы народ, братва.

– Ладно, пошли на завтрак, бугор.

Все прошло, как и прогнозировал Влад. Вована после того небольшого урока как подменили. Он признал Влада паханом. И теперь без звука выполнял все, что Влад говорил, – получалось это у него без напряжения, самым естественным образом. А в голосе иногда появлялись заискивающие нотки. Признал силу.

У Влада была хорошая практика обламывания людей. Вспомнить хотя бы родной батальон аэродромно-технического обслуживания, куда занес его черт молодым офицером.

Уже позже, оценивая свою жизнь, Влад понимал, что все было неспроста, что его вели по жизни. Где была та точка, когда он попал в поле зрения? Когда определилось, что ему предстоит стать Русичем, воином Российской державы, игроком в большую игру? Когда погибли в авиакатастрофе родители? Когда в секцию бокса пришел Мастер и увидел в молоденьком студенте, КМСе по боксу стальной стержень, взял к себе для обучения искусству боя и жизни? Или тут была своя мистика? Кто знает. Но все шло в одном направлении. После института Влада призвали офицером в армию. Точнее, он сам напросился, не без участия Мастера, в армию. Тогда уж точно он был в поле зрения своих покровителей. Его надо было проверить на прочность. И отправили его из Ростова служить в Подмосковье, в отдельный батальон аэродромно-технического обслуживания.

После стройбата ОБАТО – это второй признанный оплот анархии в армии. А подразделение Влада – это вообще было нечто особенное. В течение года три дезертирства, четыре дела по переломанным челюстям и отбитым селезенкам, куча обращений в санчасть солдат, которые неудачно упали, поскользнулись, так что фингал под глазом наставили. Бардак невиданный, слово «дисциплина» считалось чем-то из иностранного языка. Зато слова «черпак», «земляк», дедушка Советской армии» были родными и наполненными конкретным зубодробительным смыслом.

Командир роты, старый пропойца, таких называют в армии пятнадцатилетними капитанами, из тех, кто никогда не будут майорами, представил перед строем на плацу нового своего заместителя словами, произнесенными с долей презрения, «офицер-двухгодичник», и отчалил по своим малопонятным делам, сказав:

– Разбирайся. Ну ты понял?

Чего должен был понять Влад, осталось загадкой. Зато из строя донеслись смешки:

– Ха, студент, а сколько дважды два?

«Двухгадюшника», так прозвали призванных на два года выпускников вузов, естественно, никто всерьез воспринимать не собирался.

Влад хмурым взором обвел свою команду – трясущихся, заморенных молодых, вальяжных дедушек с ремнями, пряжка чуть ли не по колено. Было ясно, что сей момент – это первая оценка, станет ясно, кто кого будет ломать и кто на что годен. Влад имел опыт общения со шпаной. Вырос в городке со стойкими уголовными традициями и знал, что эту публику надо давить сразу и жестко.