Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне нужно поговорить с мамой, – шепчу я Педро.
– Подожди, я думаю, судьи сейчас будут совещаться. Мы не должны покидать сцену.
Педро прав. Я жду, переминаясь с ноги на ногу. По-прежнему никаких признаков присутствия наших семей в зале.
Судьи собираются за сценой и после короткого приватного разговора возвращаются и подходят к микрофону.
– В этом году Гастрономическое общество гордится тем, что открыло свои двери для широкой публики. Сегодня вечером мы услышали невероятные семейные истории и попробовали удивительные блюда.
Я ищу в зале маму.
– Голосование было непростым, но мы с гордостью объявляем победителя! Пожалуйста, разразитесь бурными аплодисментами в честь…
Я вижу их! Мама, донья Эулалия и сеу Ромарио снова появляются в задней части зала как раз вовремя. Педро выдыхает с облегчением, тоже заметив их.
– …В честь семьи Агирре с «Островом фейжоады»! Поздравляю с победой в конкурсе этого года.
Зрители разражаются аплодисментами. Победил необычный горшочек с фейжоадой и гарнирами. И я чувствую, как мое сердце опускается до самых кончиков пальцев ног.
Я потерпела неудачу.
После всего… После того как я так долго лгала маме, я хотела, так хотела показать ей сегодня, что со мной все будет в порядке. Что у нас все будет хорошо. Но я потерпела неудачу. И теперь у мамы и доньи Эулалии не останется другого выбора, кроме как продать пекарни. Мы уходим со сцены, но зрители не перестают аплодировать. Овации продолжаются, и, к моему большому удивлению, я понимаю, что взгляды людей устремлены на нас.
– Что происходит? – слышу я свой вопрос, но мой голос звучит отдаленно, заглушаемый их аплодисментами.
– Лари, – Педро слегка сжимает мою руку, – они аплодируют нам.
Судья, которая первой брала у нас интервью, нажимает на микрофон.
– Я просто хочу сказать, что Гастрономическое общество полностью поддерживает борьбу этих детей и их соседей с хищнической сетью супермаркетов. Возможно, они и не выиграли сегодняшний конкурс, но они завоевали наше восхищение. Мы поддерживаем семейный бизнес.
Мои ноги немеют. Я чувствую, что могу упасть, но на мое счастье Педро держит меня за руку.
Наконец мои глаза находят маму.
И я понимаю, что она аплодирует громче всех.
50
ЧЕТВЕРГ, 23 ИЮНЯ
В суматохе попыток уйти со сцены один из судей просит разрешения поговорить с нами наедине.
Мы толпимся в аудитории, ожидая вместе со своими семьями, но теперь Педро и я столкнулись с последствиями того, что назвали наше блюдо в честь наших бабушки и дедушки. Мама и донья Эулалия снова набрасываются друг на друга, и похоже, они близки к тому, чтобы превратить стычку в физическую драку.
– Имя моего отца не должно быть связано с именем твоей матери! Это возмутительно! – кричит на маму донья Эулалия.
– Почему ты говоришь так, будто это было мое решение? – огрызается мама.
Конкурс должен был сблизить наши семьи, а не увеличить пропасть между нами!
У мамы звонит телефон, и она поворачивается спиной к донье Эулалии, чтобы ответить на звонок. Когда мама говорит: «Да, сеу Рикардо?» – называя имя юриста «Сделок», донья Эулалия немедленно выхватывает у нее телефон.
– Почему он звонит тебе? – кричит донья Эулалия. Она в отчаянии прижимает мамин телефон к уху. – Алло? АЛЛО?
Мама вырывает из рук доньи Эулалии свой телефон. Донья Эулалия снова делает выпад, ее лицо краснеет, и мама ее отталкивает. Педро и Пэ-Эс быстро протискиваются между женщинами, чтобы держать их на расстоянии, в то время как Синтия и Виктор обмахивают обезумевшего сеу Ромарио.
Это просто кошмар.
– Прекратите драться! – кричу я. – Пожалуйста… просто остановитесь!
Несмотря на наши мольбы, крики и обвинения не стихают. Но вот сеу Ромарио встает, и все замолкают. Он подходит к блюду с образцами нашего пирога и тянется за одним из ломтиков. Мы наблюдаем, как он изучает пирог и подносит его ко рту.
Откусив первый кусочек, сеу Ромарио заливается слезами.
– Отец! – вскрикивает донья Эулалия.
Она начинает суетиться вокруг него, но он машет рукой, чтобы она не мешала ему говорить.
– Это большая дань уважения старому рецепту. Я горжусь тобой, сынок, – заявляет он, и глаза Педро блестят. Я знаю, он так долго ждал, чтобы услышать это. – В твоем возрасте я однажды пек вместе с Джульеттой. Это был пирог «Соли» и «Сахара», рецепт, который создавали наши матери.
– Что?! – восклицает мама.
– Отец! Я не знала… – потрясенно произносит донья Эулалия.
– Думаешь, что вы с Габриэлем были единственными, кто пытался положить конец вражде? – спрашивает маму сеу Ромарио. – Мы с Джульеттой тоже пытались… Наши матери узнали об этом. Мы хотели сбежать вместе, но я не смог оставить родную мать. Я был ей нужен. Она сделала все, что могла, чтобы воспитать меня, и я не смог найти в себе мужества бороться за Джульетту. И Джульетта тоже вернулась, и сделала все возможное, чтобы вернуть доверие своей матери. Может быть, после смерти наших матерей мы могли бы снова быть вместе. Мы могли бы сказать, что все это кануло в Лету. Но трудно плыть против такого сильного течения. А потом появился Габриэль и увлекся тобой, Элис. Когда ты попыталась испечь с ним пирог «Соли» и «Сахара», я подумал, что это снова принесет сердечную боль.
Мамины глаза блестят от злых слез.
– Если это правда, если вы любили мою маму и пытались положить конец вражде с ней, почему вы назвали Габриэля предателем? Он любил вас как родного отца! Как я могу поверить, что вы будете уважать отношения моей дочери и вашего внука? Что вы не причините им вреда, как причинили боль Габриэлю и мне?! – кричит она.
– Я не хотел, чтобы Габриэль пострадал. Я должен был прислушаться к нему, – сдавленным голосом отвечает сеу Ромарио. – С тех пор как скончалась Джульетта, мои мысли витают в прошлом, и я продолжаю думать о Габриэле, о том, что все могло бы быть по-другому, и он был бы жив, если бы я принял вас обоих. Если бы я не отослал его тем вечером, он был бы сейчас здесь. Я так сожалею о том, что тогда так отреагировал. Я глубоко сожалею об этом, Элис. Это я оказался предателем. Не Габриэль. Я предал его доверие, когда повернулся спиной к нему и к тебе, после того как пообещал ему быть его крестным отцом. Я не смог стать его семьей.
Мама поджимает губы, и я вижу, как ее плечи немного расслабляются, а тело отчасти утрачивает защитную позу. Я думаю, все