должно было быть всегда. Как и надеялся Габриэль. – Он поворачивается, чтобы посмотреть на маму и донью Эулалию. – Вы позволите это? Эулалия? Элис?

Может быть, это мое воображение, но что-то в решимости доньи Эулалии немного тает.

– Позволю, – говорит она.

Но мама все еще колеблется. Я делаю шаг ближе.

– Мама, пожалуйста. Позволь мне сделать это. Мне нужно твое благословение.

Мама кивает, но в ее глазах – противоречие. И я обнимаю ее.

– Я буду бороться, чтобы спасти наш дом, – шепчу я ей на ухо.

– Я буду болеть за тебя, – шепчет она в ответ.

Это будет нелегко. Это не похоже на то, чтобы решить уравнение, показать маме свой звездный табель успеваемости или выиграть конкурс по математике. Но именно поэтому это будет еще лучше. Потому что она наконец-то увидит, как я занимаюсь тем, что мне нравится больше всего. Она наконец-то увидит меня такой, какая я есть.

49

ЧЕТВЕРГ, 23 ИЮНЯ

Мы с Педро были так заняты, пытаясь убедить наши семьи дать нам шанс, что не заметили, как к нам приблизились несколько камер.

Это унизительно – видеть конфликт наших семей на большом экране для всех – как участников, так и судей. Мы возвращаемся на свое место за конкурсным столом, одними губами принося извинения судьям. Клянусь, я слышу, как они думают: «Зачем мы снова допустили сюда не- членов?»

В Гастрономическом обществе воцаряется неловкое молчание, и после того, что кажется вечностью, наконец начинается конкурс. К нам подходит одна из судей.

– Так, вы… – Она проверяет свой блокнот. – Ах, какая юная пара!

Я чувствую, что краснею. Педро рядом со мной тоже становится ярко-красным. Я стараюсь не смотреть на наши семьи в зале.

Женщина наклоняется, любуясь пирогом, который мы принесли.

– Это прекрасно! – говорит она, беря с тарелки образец. – Вы хотели бы что-нибудь сказать об этом блюде, прежде чем я передам его другим судьям?

Она протягивает к нам микрофон. Наши потные и перепуганные лица проецируются на большой экран, и я вижу, как становлюсь еще краснее, как гигантский помидор.

– Это кукурузный пирог с гуавой и пармезаном, – торопливо объясняет Педро, запинаясь на словах. Перед дюжиной направленных на нас телекамер его уверенность слабеет.

Наши семьи и друзья выжидающе наблюдают за нами. Сейчас нам нельзя потерпеть неудачу.

Я вмешиваюсь, призывая на помощь всю подготовку, которую Пиментель давала мне для олимпиад по математике.

– Я хотела бы сказать вам, что мы создали этот двухслойный пирог как символ связи между нашими семьями, однако…

Я смотрю на Педро. Его былая уверенность возвращается в нужное время.

– …На самом деле мы враги, – заканчивает он за меня, и по аудитории прокатывается гул удивления. – Ну, наши семьи враждуют. Они враждовали на протяжении многих поколений, начиная с наших прабабушек. Мы с Лари только недавно начали встречаться, и они буквально только что об этом узнали, так что… да.

Судья одаривает нас взволнованной улыбкой.

– Вы двое очень смелы, раз вместе участвуете в нашем конкурсе и таким образом делитесь новостями о ваших отношениях.

Мы с Педро обмениваемся взглядами. Вот оно. Наша последняя надежда привлечь внимание к проблемам в нашем районе, и хотя трудно подобрать правильные слова, когда все эти огни и камеры направлены на нас, я сосредоточиваюсь на ощущении руки Педро, держащей мою руку.

Я замечаю в зале наши семьи и друзей. И вспоминаю о бабушке, улыбающейся мне у кухонной стойки в «Соли».

Делаю глубокий вдох. И нахожу в себе силы.

– Я не знаю, смелость это или нет, но мы должны были что-то сделать, – говорю я. – По соседству с нами есть супермаркет. «Сделки-Сделки». Они представляют угрозу для всего малого бизнеса. Мы выпекаем наши изделия в семейных пекарнях, а они продают аналогичные блюда по более низкой цене. Из-за них разорились многие киоски в фейринье Олинды. Многим семейным предприятиям пришлось закрыть свои двери. А теперь они натравливают друг на друга наши семьи, потому что хотят купить одну из пекарен и заменить ее кофейней. Мы не хотим терять наши дома, поэтому мы надеялись, что, если мы вместе примем участие в этом конкурсе и победим, никому из нас не придется уезжать.

От волнения у меня пересохло в горле. Я ужасно боюсь потерпеть неудачу. Но когда я нахожу в зале маму, стоящую между сеу Ромарио и доньей Эулалией, она мне кивает, и ее глаза блестят от слез.

Я чувствую между нами невидимую связь. Сильную связь. Связь, на которую я надеялась и молилась, чтобы хоть когда-нибудь суметь с ней установить, но она была там все это время.

– Наш пирог представляет собой лучшее, что могут предложить наши семейные пекарни «Соль» и «Сахар», – говорит Педро, обращаясь к аудитории. – Два слоя. Пикантный, сытный вкус кукурузы с пармезаном и сладость пирога, посыпанного гуавой, – это переосмысление боло де роло. Два вкуса, которые хороши сами по себе, встретились, чтобы дополнить друг друга. – Он указывает на каждый слой. – Соль и сахар. Прямо как наши семейные пекарни.

Судья улыбается.

– Спасибо вам, дети. И как вы назвали свой пирог?

Я встречаюсь взглядом с Педро. Определиться с названием было несложно. Но произнесение этого вслух перед нашими семьями может привести к непредвиденному результату.

– Ромарио и Джульетта, – в унисон отвечаем мы.

Я вижу, как мама и донья Эулалия удивленно смотрят друг на друга. Сеу Ромарио разворачивается и исчезает в толпе. Донья Эулалия устремляется следом. Секунду спустя мама тоже исчезает.

Я порываюсь бежать за ними, но судья продолжает задавать вопросы.

– Ах, как Ромео и Джульетта?

– Д-да, – подтверждает Педро, бросая на меня обеспокоенный взгляд.

– Какая трогательная история, – говорит судья. – Удачи вам обоим!

Зрители аплодируют. Судья двигается вдоль стола, чтобы взять интервью у следующих конкурсантов.

– Что случилось? – спрашиваю я Педро, дождавшись момента, когда центр внимания перестает быть направлен на нас. – Ты видел, как они ушли?

– Кажется, дедушка заплакал.

Пэ-Эс, Виктор и Синтия подбегают к краю сцены, и Педро приседает, чтобы поговорить с ними. Они обмениваются несколькими фразами, и Педро поворачивается ко мне.

– Виктор видел, как они вошли в какую-то аудиторию, – говорит он. – Боюсь, они снова повздорили.

Ужасная боль отдается в моей груди.

– Не зашли ли мы слишком далеко, назвав пирог в честь наших бабушки и дедушки?

Все больше судей проходят вдоль стола на сцене, пробуя образцы и делая пометки. Мы изо всех сил стараемся улыбаться и отвечать на их вопросы о нашем пироге, в то время как мой мозг продолжает кричать мне, чтобы