трех с момента заключения сделки. Однако заказчик на свое усмотрение мог выбирать любую дату в рамках данного временного интервала. Я согласилась с таким положением дел, поставив полтора месяца назад подпись не глядя. И «Либрум Индастрис», которая хотела одновременно запустить в производство и перчатки и меморисборник, чтобы сэкономить, сжала сроки. О чем их юристы проинформировали меня в письме, которого я в глаза не видела, однако умудрилась дать на него утвердительный ответ. А это означало, что:

А. Лана шарила еще и в моей почте.

Б. Надо было срочно раздобыть кучу денег, чтобы иметь возможность в случае чего выкупить себе несколько лишних дней. А это удовольствие стоило примерно тридцать шесть тысяч эфи.

Учитывая все премии и бонусы, на моем счету было около пяти тысяч, и где по-быстрому срубить остальное, я не имела понятия. Йен был недоступен, чтобы с ним можно было обсудить детали контракта. Что-то продать – мои самые ценные украшения и карлет остались у Шона. Занять у друзей – без вариантов, у них таких денег отродясь не водилось. По этой же причине я им не стала рассказывать, во что конкретно вляпалась.

И единственное, что в сложившейся ситуации пришло мне в голову, это создать какой-нибудь высокопоставленной даме парочку бальных платьев или еще что. Со светскими львицам я была не так чтобы на короткой ноге, поэтому решила начать с Элли и набрала хорошо знакомый номер. Она ответила не сразу, ее голос дрожал, и у меня язык не повернулся заикнуться про наряды.

– Элли, милая, что случилось? – взволнованно спросила я, понятия не имея, что ее так расстроило. Неужели опять с каким-то парнем поссорилась?

– Кара… – всхлипнула она. – Я… я… Тут такое было… Папа решил меня выслать из Либрума!

– Что? – От неожиданности я чуть не выронила коммуникатор в траву. – Он узнал, что его аватар сломался и заподозрил меня, – затараторила Элли, захлебываясь в слезах. – Начал расспрашивать обо всем, давить, угрожать… Мы поругались, и я от злости случайно материализовала на его стуле тазик с водой. Он в него сел и… – Она снова всхлипнула. – Крику было… Папа ужасно взбесился. Никогда не видела его таким. А потом он меня посадил под домашний арест, заставил надеть ошейник вроде того, что носила Лана (от него кожа так чешется!) и отобрал коммуникатор. Сегодня вот снова выдал, чтобы я смогла попрощаться с друзьями.

– Элли, постой, у тебя что, открылся дар материализации? – удалось вставить мне один из многих обуревавших меня вопросов.

– Ага, но папа поэтому больше всего и рассердился. Я спросила, можно ли вместо института мне сразу идти работать в Пантеон, а он весь покраснел, затрясся… Сказал, что общение с писателями, особенно с Шоном и тобой, плохо на меня влияет. И я становлюсь в точности, как моя мать… – Ее голос дрогнул.

– Элли, милая… – Я запнулась, не зная, что на это сказать. – Все будет хорошо, слышишь?

– Не будет! – яростно выпалила она. – Папа сказал, что запрет меня в пансионе, а потом сразу же выдаст замуж и вся дурь из моей головы мигом выветрится!

Я опешила. Гнев господина Штольцберга определенно не соответствовал проступку его дочери. Видимо, он затаил на жену обиду, поэтому и сорвался на Элли. Только она и без того страдала из-за исчезновения матери, а тут еще и такой упрек…

– Милая, поверь, твой отец тебя очень любит. Наверное, он сам уже тысячу раз пожалел о том, что тебе наговорил. Просто не хочет в этом признаваться, а может, не остыл до сих пор. Но думаю, если ты уедешь, он быстро по тебе соскучится и предложит вернуться. А об остальном со временем вы договоритесь. Не станет он тебя силой выдавать замуж. Но пока сделай, как он сказал. Потом по ситуации сориентируешься, ладно?

– Угу, – мрачно пробурчала она.

– Я могу к тебе приехать, чтобы попрощаться?

Элли шмыгнула носом.

– Нет. Папа запретил. Никаких личных встреч. Еще и охрану усилил…

Я тяжело вздохнула. Элли было жалко и расставаться с ней не хотелось. Оставалось только надеяться, что на новом месте ей будет комфортно, и она сможет завести новых хороших подруг, а господин Штольцбрег вскорости перестанет на нее злиться.

После разговора с Элли желание обзванивать других светских дам улетучилось и, здраво рассудив, что вырученных за создание нарядов денег все равно не хватит для оплаты штрафа, я сделала то единственное, что могла: купила за двести эфи скляночку с таким же изумрудным эликсиром, которым закидывался Шон, и приступила к работе.

Больше никаких мандариновых рощ, лавандовых полей и милых дракончиков – ничего, что бы могло отвлекать от дела.

Дней пять вкалывала, как ломовая лошадь, отводя на сон по три-четыре часа в сутки. Зато за это время мне удалось каким-то чудом восстановить старые наброски. Однако новые создавались со скрипом. Приходилось подчитывать специальную литературу, вызывать в себе огромное количество эмоций для банка данных, а это было делать сложно, когда меня переполняли преимущественно волнение, злость и страх.

К тому моменту, как господин Ликсте мне перезвонил и сообщил, что на камерах наблюдения не было зафиксировано никаких несанкционированных вторжений в мой кабинет, мне уже было не до того. Потому что до сдачи проекта оставалось всего четверо суток, и я понимала, что не укладываюсь в срок.

Даниэль заглянул в мою сферу, обнаружил меня в состоянии близком к панике и не отстал, пока не узнал, что приключилось. Он заявил, что продаст свой карлет, обнулит счет в банке, займет у друзей, но поможет достать деньги. Это было очень трогательно с его стороны, но ввести друга в такие расходы я не могла. Косяк был моим, и другие люди не должны были за него расплачиваться. К тому же мне не особо верилось в успех его предприятия – тысячи эфи на дороге не валялись и легальным путем их так просто нельзя было заполучить.

И тут я вспомнила про наш поход с Шоном на запрещенные бои. Зрительский выигрыш меня бы не спас, а вот писательский… Идея была дикой, опасной, и поначалу я с жаром от нее отбивалась, но… Варианта получше у меня не нашлось.

А еще где-то в глубине души я знала, что смогу победить. Ресурс у меня был большой, скорость реакции вполне неплохая, да и присутствовать на паре боев мне уже доводилось. К тому же в критических ситуациях я не теряла рассудок. История с кубом лучшее тому подтверждение. Решение было принято, и я попросила Макса с Тимом разузнать, где и когда проходят такого рода сражения.

– Бои без правил? В Эдеме?! – с масленым блеском в глазах протянул Макс. – Никогда о таких не слышал. А ты, Тим?

– Нет, – ухмыльнулся тот, загоревшись идеей. – Оказывается, мы с тобой, братец, скучно живем. Надо срочно исправляться!

– Только никому не говорите, ладно? Особенно Даниэлю. Тогда он меня никуда не отпустит, а мне срочно нужно выпустить пар, сбросить напряжение, иначе я точно кого-нибудь убью в Пантеоне, – соврала без зазрения совести. Парней бы удар хватил, узнай они, как дела обстояли в действительности.

На том мы и распрощались. Ребята, подняв на уши всех своих знакомых, к концу рабочего дня получили интересовавший нас адресок в гетто.

– Мутное место, Кара. Поножовщина, частые облавы. Одна ты туда не полетишь. Мы с Тимом будем твоей охраной. Или соучастниками, если что, – ухмыльнувшись, сказал Макс, и мы договорились встретиться возле моего дома в семь, чтобы отправиться туда вместе.

Решение было верным. К тому моменту, когда мы сели в карлет Тима, у меня уже начинали подрагивать руки, а желание пойти на попятную маленьким, но настойчивым молоточком постукивало в груди. Но страх не успеть сдать проект в срок пересилил боязнь превратиться в отбивную.

Я любила свою новую жизнь в Эдеме, обожала работу в Пантеоне, высоко ценила, что она дарила мне радость самореализации, и не собиралась отказываться от всего этого из-за двуличного господина Феррена и людей вроде него. Поэтому убедила себя в том, что боль, перенапряжение можно и перетерпеть, а умирать на арене никто не обязан.

Однако стоило лишь на нее ступить, увидеть бешеную ораву людей бандитской наружности, кидавшихся на металлическую сеть заграждения, что-то выкрикивавших, крепко сжимая бумажки со ставками в кулаках, и других зрителей, поспокойнее,