его недавняя угроза обретает смысл. Или же попросту сам не посмел им воспользоваться, но извлечь выгоду не постеснялся?

Да, вот так и разбиваются иллюзии. Больно, однако. Дурман, что окутывал мое сознание с момента попадания в Эдем, резко развеялся. Розовые очки слетели, рухнули куда-то под ноги, на крышу Пантеона и раскололись на части. А то, что от них осталось, раздавил мой каблук. Я перестала быть милой, кроткой, наивной и доброй глупышкой Кариной, которая относилась к другим людям так, как хотела, чтобы относились к ней. Я стала Карой – девушкой, увидевшей окружающий мир во всей его подлости, лицемерии и порочности.

Зрители стали расходиться.

– Милашка, что с тобой? – хмуро спросил Даниэль, окинув меня скептическим взглядом. – Ты выглядишь так, будто сейчас кого-то убьешь.

– Так и есть, – процедила я, вгрызаясь взглядом в спину Шона, который вместе с Бердом скрылся в прозрачной кабине лифта.

Разум затуманился, уступив место эмоциям, которые бастовали, требовали справедливого возмездия. И я разъяренной львицей рванула к лифту.

– Кара, не надо! – долетел до меня голос Майи, но сердце колотилось так громко, что заглушало ее слова, а их значение от меня ускользало.

Кабина спустила меня всего на этаж, но, пока я в ней ехала, возбужденно наблюдала за Шоном, который, о чем-то переговариваясь с Бердом, стоял на стыковочной площадке в ожидании своей капсулы. Но вот она подлетела, белоснежные двери распахнулись, и писатели неспешно стали в нее заходить. Я выскочила из лифта и, сжав кулаки, на всех парах рванула к ним. Чудом успела заскочить, прежде чем та закрылась.

– Мерзавец! – прокричала, едва оказавшись внутри и, сделав замах, попыталась ударить Шона.

Но он уклонился. Перехватил мою руку и, резко развернув, заломил ее за спину и приложил щекой к холодной стене.

Берд отшатнулся и, коротко хохотнув, сказал:

– Не представляю, что ты такое делаешь с девушками, что они сами на тебя запрыгивают! Может, поделишься секретом, Шон?

– Чудовище! Как ты мог?! – прорычала я, проигнорировав оскорбительную реплику, и попыталась вырваться. – Это подло!

Но господин Феррен, снова меня толкнув, только сильнее вдавил в стену и, грубо схватив левое запястье и подняв руку над головой, прижал ее к оболочке капсулы.

– Берд, ты не оставишь нас? – как ни в чем не бывало, обратился к коллеге Шон.

– Без проблем. Развлекайтесь.

С этими словами Берд направился к выходу, а я, зарычав, снова попыталась освободиться, но все без толку.

– Пусти меня, негодяй! Немедленно! – верещала, стараясь вывернуться из захвата и сбросить с себя мускулистое, натренированное мужское тело. – Это было личное, личное, слышишь? А ты его украл, а потом уничтожил!

– Карина, уймись! – рявкнул он на ухо, продолжая нависать надо мной, крепко, до боли сжимая. – Ты в своем уме? Вести себя так при свидетелях!

– Плевать! Как ты мог ей отдать мой конвертер! Даже название не потрудился сменить! – заорала я, словно раненый зверь.

Все невысказанные обиды, упреки, что накопились у меня в душе, наконец вырвались наружу и затолкать их назад я была не в силах. Да и не хотела.

– Это так ты мне мстишь за разрыв, Шон? Сначала Мари, теперь это? Подонок! Почему ты просто не можешь оставить меня в покое? Ненавижу, ненавижу тебя! – Голос сорвался, и по щекам потекли мокрые дорожки слез.

Снова дернулась, но он лишь плотнее прижался ко мне.

– Знаю, малышка, знаю, – хрипло, жестко прошептал он. – Но прежде чем разбрасываться обвинениями, включи свою очаровательную головку, она у тебя обычно неплохо работает, и подумай вот о чем. Разве прототип Ланы был похож на тот, что ты видела у меня? – Горячее дыхание обжигало кожу, а злые, взбешенные, ядовитые интонации в хриплом голосе пугали. – «Посредник» не только материализует фантазию, но перебрасывает образы из компьютера, подбирая к ним словесные формулировки. И шесть высокотехнологичных экранов со встроенными мощными процессорами и бездной оперативки в запасе для этого ему не нужны. То, что презентовала Лана сегодня, его бледная тень. Тебя это не смущает, а, детка?

– Она могла видоизменить функционал! Подстроить его под свои изощренные нужды! – прорычала я, уткнувшись в стену и в который раз попыталась отпихнуть его.

Но Шон определенно наслаждался властью, которую имел над обездвиженной мной, и так легко отказываться от нее не желал.

– Могла, – неожиданно согласился он, скользнув губами по моему виску, отчего по коже поползли мурашки. Чтоб их! – Но не название. Его ты мне не сообщала.

Показалось, что Шон меня сейчас поцелует, но вместо этого он неожиданно разжал захват и отступил на шаг. Я отлепилась от злосчастной стены, развернулась и хмуро, недоверчиво на него посмотрела. Черт, Шон был прав.

– Но ты все знал… Знал! – фыркнула я, потирая ноющее запястье и глядя ему прямо в глаза, пронзительно-голубые, злые, хмельные, с огромными черными зрачками. – И все равно ей улыбался и пожимал руку.

Лицо Шона оставалось невозмутимым.

– Не вижу смысла ссориться с Ланой, с которой я знаком не один год, из-за недоделанного прототипа девушки, которая не хочет иметь со мной ничего общего. Считай, у меня нет личной заинтересованности.

Я стиснула зубы, прожигая его презрительным взглядом.

– И да, Карина, прежде чем ты кинешься к госпоже Мартинез со своими обвинениями, подумай еще вот о чем. Она гораздо выше тебя по статусу и материальному положению, а с ее рук кормятся очень влиятельные люди. Лана раздавит тебя, не сомневайся, если ты не найдешь неопровержимых доказательств своей правоты или… не менее серьезного покровителя. Можешь попробовать обратиться за этим к Йену – говорят, он на тебя сильно запал. Раз уж я в этом качестве тебя больше не устраиваю.

– Какой же ты!.. – выплюнула я, с трудом сдержавшись, чтобы не кинуться на него снова. – Поверить не могу, что я была в тебя влюблена!

Резко развернулась и направилась к выходу.

– С таким гонором, детка, – жестко припечатал он, – ты и глазом моргнуть не успеешь, как отправишься отрабатывать долг перед Эдемом. А это тебе совсем не понравится. Посмотрим, как быстро ты позабудешь о своих принципах.

– И не мечтай, Шон! – рыкнула я, обернувшись. – Физический труд меня не пугает. Понадобится поработать руками – поработаю. Прочищу мозги, не помешает. Все лучше, чем пресмыкаться перед такими, как ты.

С этими словами я как ошпаренная вылетела из сферы. Злые слезы застилали глаза, щеки горели так, словно мне дали оплеуху. Мерзавец! Какой же он все-таки мерзавец! А я еще переживала из-за нашего разрыва. Изводила себя, страдала… Да надо было радоваться, что мне удалось увидеть истинное лицо господина Феррена! Вывести его на чистую воду! Нет, точно устрою шумную вечеринку по поводу нашего расставания, когда разгребусь с перчатками.

Да и Лана хороша! От одной мысли, что ее стараниями мой прототип, который должен был облегчить жизнь всем творцам, превратился в какую-то дешевую игрушку для взрослых, меня передергивало. Она же топ! Это мы, простые писатели, должны равняться на ее творения, а не наоборот. Ну что за дикость такая! Безнравственность! Как можно украсть чужой труд?!

Переполненная праведным гневом, я выскочила из кабины лифта, едва услышала пиканье «седьмой этаж». Быстрым размашистым шагом направилась к площадке для стыковки, где меня уже поджидала Мари.

– Где ты была? – взволнованно спросила она.

– У Шона.

– И как?

Я стала набирать номер своей капсулы на сенсорной панели.

– Мы с ним обстоятельно переговорили. Ох, как же я на него зла! – выпалила сердито, а потом добавила гораздо спокойнее: – Я хочу инициировать расследование. Госпожа Мартинез стащила мой проект. Понятия не имею как, но ей это с рук не должно сойти.

Тут к нам подлетела сфера, ее двери открылись, и я заскочила внутрь. Подруга вошла следом.

– Кара, ты уверена? – осторожно спросила она. – Все это очень серьезно.

– Мари, и ты туда же! Не начинай, ладно? Я и так на взводе, – раздраженно пнула ногой ножку кресла. Потом глубоко вздохнула и включила компьютер. – Зато хотя бы взбодрилась. Нет худа без добра.

Краем глаза заметила, что на экране появились странные белые надписи, и развернулась к нему.

– Что за ерунда? – прошептала нахмурившись. – Если еще и операционная система накроется… – Договорить не успела, потому что в этот момент командная строка пропала и появилось привычное приветствие. – А нет, кажется,