с ним расстались и никто из нас друг другу ничего не должен, но она меня оборвала:

– Забудь про свою гордость, Карина! Что бы у вас ни произошло, уверена, господин Феррен не допустит, чтобы тебя выслали из Либрума. Не знаю, что делают на этих самых работах, но за то время, что я являюсь куратором, никто из моих подопечных назад не вернулся. Так что живо иди к нему! – выпалила она, покраснев, и выставила меня из своего кабинета.

К Шону я не пошла. Вместо этого бегом направилась к Даниэлю – время поджимало. Он должен был быть в кафетерии. Однако в районе первого этажа центральной трубы меня перехватила команда стражей.

– Госпожа Грант, – обратился ко мне главный из них. – Согласно пункту первому, шестому и десятому Постановления за номером шестьсот шестьдесят шесть «О переселенцах из других миров и прочих лицах, не имеющих гражданства»…

Он говорил, но его слова из-за растущего страха вымывались, растворялись на фоне назойливого шума в ушах.

– …В случае отказа или оказания сопротивления мне надлежит воспользоваться силой. – В руках стража блеснули наручники.

Это привело меня в чувство. Вернуло в реальный мир. Сердце выбивало барабанную дробь, но мозг с лихорадочной скоростью соображал.

Я уже собиралась попросить стража дать мне пару минут, чтобы переговорить с друзьями, как увидела Шона. Вместе с Торнтоном он вышел из лифта со стаканом кофе в руке, но замер, заметив меня. Показалось, что он удивился.

Наши взгляды встретились, и я гордо распрямила спину… Не хотела, чтобы он видел меня такой – испуганной и беззащитной. Страж его тоже заметил, стушевался и неуверенно произнес:

– Господин Феррен… У меня есть распоряжение, согласно которому госпожу Грант следует незамедлительно препроводить на работы. Вы ведь не станете возражать?

Шон выжидательно на меня посмотрел. Будто надеялся, что я стану молить его о помощи. На глазах у коллег. Вспомнился наш последний разговор, обида снова взяла надо мною верх, и я, вскинув подбородок повыше, громко сказала:

– Можете обойтись без наручников, я пойду добровольно.

– Господин Феррен?.. – повторил свой вопрос страж, не решаясь приступить к выполнению приказа.

Вокруг нас уже собралась группа коллег, и их внимательные и изумленные взгляды были прикованы к Шону, который хмуро смотрел на меня.

– Вы же слышали слова госпожи Грант, – наконец сухо сказал он и сделал глоток из стакана.

Мое глупое израненное сердце провалилось в черную дыру, апатия накрыла с головой, и я тихо и на удивление спокойно произнесла:

– Ведите.

И в этот момент за моей спиной раздался взволнованный крик.

– Кара, нет! Стойте! Не смейте ее никуда уводить! – закричал Даниэль и бегом направился к нам.

– Госпожа Грант должна незамедлительно отправиться на принудительные работы, – уже увереннее сообщил страж. – Пожалуйста, не вмешивайтесь, молодой человек. Иначе…

– Даниэль, стой! – прокричали Тим с Йелло и перехватили его за руки, не давая ввязаться в драку. – Не лезь к ним! Они и тебя арестуют!

– Тогда Каре ты ничем не сможешь помочь, – тихонько добавила Майя, глотая слезы. – Прости, – прошептала она беззвучно, жалобно глядя на меня.

Я кивнула и мягко обратилась к Даниэлю, пока он не наделал глупостей:

– Не волнуйся, чудик, со мной все будет хорошо, слышишь? Подумаешь, какие-то работы. Где наша не пропадала… – Я постаралась улыбнуться, но получилось так себе.

Даниэль дернулся, пытаясь сбросить ребят, вырваться из захвата, но не вышло. Тим с Йелло держали крепко. И тогда он прокричал:

– Я тебя вытащу, вытащу, Кара! Клянусь! Ничего не бойся! Я тебя обязательно вытащу, даю слово!

На глазах навернулись слезы, ком подступил к горлу, голос осип.

– Не волнуйся за меня… И вы тоже, ребята. Все будет хорошо.

– Я тебя вытащу! Вытащу!..

– Госпожа Грант! – твердо сказал страж, прерывая наше прощание. руки его помощников легли мне на плечи. – Следуйте за мной. Иначе…

Я стиснула зубы, чтобы не разреветься. Вскинула подбородок повыше, стараясь сохранить достоинство и не дать присутствующим понять, насколько мне было страшно. Я была абсолютно уверена в том, что ничего хорошего на этих работах меня не ждет и с друзьями мы больше не свидимся. Но они об этом не знали, и причинять им ненужную боль я не хотела. Поэтому медленно повернулась к стражу и настолько спокойно, насколько позволяла моя выдержка, произнесла:

– Ведите.

Глава 11

«Труд освобождает»

Наручники на меня все же надели. Как и ошейник, подавляющий дар материализации. В окружении стражей я прошествовала на крышу Пантеона к арке-порталу. А когда из него вышла, очутилась перед мужчинами суровой наружности, с автоматами наперевес. Их было шестеро. А таких, как я, еще двое. Женщина и мужчина. Писатели. Мы были из разных отделов, но взгляды у нас всех были одинаковые – тревожные, настороженные, как у зверей, загнанных в ловушку. Мы не понимали, почему с нами обращались как с преступниками, и это дезориентировало, пугало.

Охранники погрузили нас в голубой микроавтобус. Бескрылый, простой, местами с облупившейся краской и проржавевший. Вроде тех, что можно встретить в нашем мире в глухой провинции. Контраст с техникой Либрума ошеломлял.

Разговаривать нам не разрешили. Впрочем, как и выбирать места. Мы сидели в шахматном порядке под наблюдением сурового вооруженного конвоя. Я бездумно смотрела в окно, прислонившись лбом к запыленному стеклу. В голове была пустота, на душе апатия. Руки опускались, ноги ослабели. И единственное, о чем я мечтала, это закрыться в какой-нибудь пустой комнате, свернуться калачиком и просто лежать.

Минут через двадцать мы оказались возле какого-то поселка. Поначалу мне показалось, что он заброшенный. Разве кто-нибудь в ФФЗ станет жить в обветшалых деревянных домах с прохудившимися крышами? Но по мере того как наш автобус ехал по центральной улице, из-за неровных дырявых калиток словно горох высыпали на обочину люди.

Я нахмурилась, недоверчиво глядя на сгорбленных женщин с впалыми щеками, чумазых костлявых ребятишек в одних штанах и болезненного или бандитского вида мужчин. Изможденные, истощенные, покрытые потом и пылью, они выстраивались вдоль дороги, выглядывали из мутных окон своих старых, покосившихся от времени домов, каждая щель которых отчаянно кричала об отчаянии и нищете. А их угрюмые лица выражали затаенную ненависть. Выходит, мы пировали, пока они тут…

– А ты думала, в сказку попала? – ухмыляясь, сказал главный охранник, перехватив мой изумленный взгляд. – Добро пожаловать в реальный мир.

Его подчиненные гнусно заржали, а мне стало дурно. Как же быстро ломалась в моем представлении картина утопически-прекрасного Эдема…

– Кто это? – тихо спросила я.

– Семьи рабочих, которые вкалывают на рудниках. Мы как раз едем туда.

Я поежилась, хмуро разглядывая обитателей поселка. Их лица, одежду, дома… У меня сжалось сердце.

– Ты что, им сочувствуешь? Зря. По сравнению с тем, как скоро станете жить вы, они купаются в роскоши. – Страж мерзко гыгыкнул, и от его слов я вздрогнула.

Минут через десять мы миновали блок-пост, обнесенный кирпичной стеной, на вершине которой прохаживалась вооруженная охрана.

– Дальше поедем на лошадях! – скомандовал наш начальник и недовольно плюнул себе под ноги. – Ну, чего встали? Выходим из автобуса! Живо! – выкрикнул он, потирая ладонью пухлые, потрескавшиеся на солнце губы. – И чтобы не вздумали никуда рыпаться! Здесь ваши фокусы не пройдут. Надумаете испортить ошейники, напасть на нас и сбежать – получите автоматную очередь в спину. Вам все ясно?

Мы с коллегами неуверенно переглянулись и пожали плечами. Наш конвоир удовлетворился подобной реакцией и призывно махнул рукой.

– Вылезайте. Нам еще несколько километров пилить на этой скрипучей развалюхе, чтоб ее, эту работу…

– А почему не на автобусе? – осторожно спросила писательница – и тотчас получила тычок прикладом под ребра.

Она сгорбилась, застонала, и охранник, довольно кивнув, бросил ей грубо:

– Техника тут не работает. Зона особая, ясно? А если ты будешь такой любопытной, долго у нас не протянешь.

Писательница, все еще морщась от боли, стиснула губы.

– Идем!

Мы заняли места в повозках странной конструкции и ехали в них минут сорок. Я старалась не обращать внимания на наручники, приковавшие меня к грузному охраннику, и молча смотрела в окно. Местность была гористой, безлюдной и вызывала смутные ассоциации с той, что была в кубе и которую мы с Шоном видели по дороге в Либрум. Кажется,