- Игорь, ты ведешь себя безобразно. Ты пьян. Убирайся ксебе в комнату и затихни до утра. И не смей шуметь, мать разбудишь, - в голосесвекра явственно зазвучали металлические трубы. - Ира сегодня будет спать вгостиной.

Игорь с демонстративным грохотом отодвинул табуретку и гордоудалился. Ира ощущала, как стекающие по щекам слезы щекочут кожу. Онанеподвижными глазами уставилась на свою чашку, расписанную веселенькимизелеными листиками, и думала о том, что в супружеских изменах, наверное, самоеунизительное - не то обстоятельство, что тебе предпочли другую, а самоповедение неверных супругов. Они чувствуют себя виноватыми, поэтому стараютсявыставить тебя саму в невыгодном свете, представить дурой, недотепой, уродиной,с которой невозможно не то что жить - даже общаться.

Стоящий в горле ком, наконец, сглотнулся, можноразговаривать.

- Почему вы сказали, что я буду спать в гостиной?

- Потому что уважающий себя человек не должен терпетьподобное обращение. Я не могу себе представить, как после такой отвратительнойсцены ты ляжешь с моим сыном в одну постель.

- А я могу представить, - слабо улыбнулась Ира. -Ничего страшного, пойду и лягу. Не нужно беспокоиться. В гостиной надо будетдиван раздвигать, постель искать. Нашумим, Елизавету Петровну разбудим. ВикторФедорович…

- Да, Ирочка? Что ты хотела спросить?

Она хотела спросить, через какое время после женитьбы Игорьначал изменять своей первой жене, но вовремя осеклась. Не нужно показывать, чтоона все поняла, иначе непременно придется объяснять, почему же она это терпит.А что она сможет объяснить? Что ей нравится жить в семье Мащенко в любомкачестве, независимо от отношения к ней мужа? Никто этого не поймет, звучитглупо и противоестественно. Что она не может уйти от Игоря, потому что ейнекуда возвращаться, потому что в ее комнате живут Наташкины родственники, иесли Ира вернется в свою коммуналку, то вообще непонятно, как они там всеразместятся? Звучит правдоподобно, но получается, что Ирка - корыстная щучка,кажется, именно так Лизавета называет тех, кто выходит замуж по меркантильнымсоображениям, из-за денег, из-за квартиры или из-за прописки.

Пауза затянулась, и свекор нетерпеливо повторил:

- Ирочка, ты хотела что-то сказать?

- Да… я… в общем, я хотела сказать, что не сержусь наИгоря. Я все понимаю, у него работа нервная и тяжелая, ему нужно хоть иногдарасслабиться, чтобы все забыть, все из головы выкинуть. Честное слово, ВикторФедорович, я не сержусь и не обижаюсь. И я не буду ложиться спать в гостиной.Игорь должен знать, что я всегда его правильно пойму и не стану устраиватьскандалы на пустом месте.

- Не обижаешься, а сама плачешь, - заметил ВикторФедорович, протягивая руку через стол и пальцами вытирая слезы с ее щеки. - Тыэто всепрощение брось, женщина должна быть гордой и не мириться соскорбительным поведением.

- Что вы имеете в виду? Что я должна собрать вещи иуйти от Игоря? Да в конце концов, что он такого особенного сделал? Ну пришел вдва часа ночи, ну выпил. С кем не бывает? Не понимаю я вас, Виктор Федорович.

- Ну, во-первых, Ирочка, со мной такого ни разу в жизнине было. Я по отношению к Елизавете Петровне ничего подобного себе не позволял.А во-вторых, я совершенно не имею в виду, что ты должна уйти от моего сынанемедленно. Я только хочу, чтобы ты знала: мы с Елизаветой Петровной осуждаем такоеего поведение, и в этом смысле ты всегда можешь рассчитывать на нашу поддержкуи защиту. И если в какой-то момент ты вдруг почувствуешь, что не можешь большетерпеть его выходки, и захочешь уйти, мы тебя поймем.

- Да что случилось-то, Виктор Федорович?! Не в первыйже раз Игорь пьяным пришел. И нахамил мне тоже не в первый раз. Вы думаете, чтосегодня все как-то по-другому? Да ничего подобного. Просто вы не слышали, какон со мной раньше разговаривал.

Ира казалась сама себе вполне убедительной, но взгляд свекраговорил об обратном. Он хорошо знает своего ненаглядного сыночка и навернякапонял, что тот пришел от бабы, хотя запах духов вряд ли учуял, просто поповадкам догадался. А ей что делать? Как себя вести? Строить влюбленную слепуюдурочку, которая ничего плохого не видит, а всему хорошему безоглядно верит?Нет, пожалуй, такое блюдо не пройдет, несъедобно. Четыре года была умной итонкой, а тут вдруг разом поглупела.

- Почему вы молчите, Виктор Федорович? Вы хотитесказать… - она запнулась, вернее, сделала вид, что запнулась, - вы хотитесказать, что Игорь был у… другой женщины? Этого не может быть… я не хочу в этоверить…

Ну вот, теперь можно дать волю слезам. Не искусственновызванным, а самым натуральным. Рыдания рвались из ее горла, стискивали грудь ивыплескивались наружу обильными горькими слезами. Ира не понимала, что с нейпроисходит, почему она так плачет, ведь ей совершенно все равно, есть у Игорялюбовница или нет, если есть - даже и лучше, меньше приставать в постели будет.И ей абсолютно безразлично, пьяным он приходит домой или трезвым. И наплеватьей, в котором часу он возвращается, в восемь или за полночь. Она вошла в этусемью, чтобы защитить Наташку. Влезла змеей, прокралась по-воровски, лгала,притворялась, чтобы втереться в доверие. И неожиданно обрела здесь свой дом, вкотором были отец и мать и которая ничего не потеряла бы в глазах Иры, если быизбавилась от одного своего члена - от Игоря. Господи, как хорошо было бы, еслибы родители его выгнали к чертовой матери! Конечно, Лизавета - занударедкостная, порой от ее наставлений и поучений визжать хочется, но ведь она отдоброго сердца это делает, она любит Иру и хочет, чтобы у нее все было хорошо.А Виктор Федорович - тот вообще как отец себя ведет, балует невестку, заботитсяо ней, разговаривает ласково. Никогда у Иры не было настоящего отца. Мать - да,настоящая, конечно, не в счет, она больше пила и по мужикам таскалась, а вотНаташка ей мать в полной мере заменила, только Ира все равно относилась ксоседке как к старшей сестре, уж очень молодой она была, всего на пятнадцатьлет старше. И бабушка у нее была, не Полина, а Бэлла Львовна. А Ире такхотелось иметь родителей, взрослых, значительно старше себя, мудрых ипонимающих, за которых можно спрятаться, как за надежную крепкую стенку. ЗаНаташку теперь не спрячешься, у нее столько проблем, что соседка стала хрупкой,как фарфор, еще одна неприятность - и может с сухим треском рассыпаться начасти. Наташка сейчас сама нуждается в помощи и поддержке, и Ира не имеет правана нее рассчитывать. Но если не на нее, тогда на кого же? Лизавета и ВикторФедорович - такие надежные, такие добрые. Нет, ни за что на свете Ира не хотелабы уйти из их семьи. Да и насчет Наташки надо проследить, как бы чего невсплыло. А если Игорь начнет выкаблучиваться, ежедневно напиваться, изменять ейнаправо и налево, то уходить придется. Или все-таки она сможет смириться итерпеть, не потеряв лица и не растоптав окончательно собственное достоинство?Боже мой, сколько же унижений ей предстоит еще вынести!

Она плакала все сильнее и горше. Виктор Федорович стоялрядом, ласково гладил ее по плечам и спине, прижимал к себе ее голову и что-тотихонько говорил, но слов Ира разобрать не могла. Ей было горько, страшно иодновременно сладко до головокружения. Она не понимала, что с ней происходит,то твердо знала: ни за что она не уйдет. Все стерпит, все вынесет, но не уйдет.