— Они часто встречались последнее время, —признал Антон. — Он даже ездил к ней за город, а ведь Тигренок очень ценилауединение. И когда Андрей… ну он-то зачем полез к этому Рогозе?

— Чтобы покрасоваться перед Тигренком… — Гесервздохнул. — Эх, мальчики-девочки, молодо-зелено, пыжитесь друг перед другом,хвастаетесь магией, боевыми шрамами, талисманами и оберегами… ну почему в васстолько людских глупостей?

— Да потому что мы — люди. Иные люди, ноименно люди. А настоящими Иными становимся не сразу.

Гесер кивнул:

— И снова ты прав, Антон. Надо прожитьчеловеческую жизнь, полноценную, лет восемьдесят или сто, потерять родных иблизких из числа людей, увидеть, как смешны политики, строящие тысячелетниеимперии, и философы, творящие вечные истины для одного-двух поколений… воттогда становишься Иным. А пока ты живешь свою первую, обычную человеческуюжизнь — остаешься человеком. Пусть даже умеешь ходить в сумрак, произноситьзаклинания и прослеживать линии реальности… Ты пока еще человек, Антон. ИСветлана человек. И Тигренок… и Андрейка… были людьми. Вот на человеческом-товас Тьма и ловит. На слабостях, на эмоциях…

— Разве любовь — это слабость?

— Если любовь в тебе — это сила. А если ты влюбви — это слабость.

— Мы пока не умеем по-другому.

— Умеете, Антон. С трудом, но умеете… — Гесерпосмотрел ему в глаза. — Ну? Ты по-прежнему обижен на меня?

— Нет. Я верю, что вы пытались… как лучше.

— Да, пытался. И справился — вот ведь чтоудивительно.

— Гибель Тигренка и Андрея, бессилие Светланы —это «справился»? — возмущенно воскликнул Антон.

— Да. Потому что все другие расклады были кудахуже. А случившееся, как ни удивительно, играет на руку не только Завулону сего шавками.

И Гесер улыбнулся. Холодно, иронически. Оченьнехорошая вышла улыбка, многообещающая.

— Светлане это все равно не поможет… — началАнтон. И замолчал, потому что Гесер покачал головой:

— Все еще впереди, Антон. Все еще тольконачалось.

Шеф Ночного Дозора разлил по второй кружкепива, отхлебнул, откинулся в кресле.

— Борис Игнатьевич…

— Антон, я все понимаю. Ты устал. И я устал,все мы устали, мы полны горечи, боли, тоски. Но мы на войне, и эта война далекаот окончания. Хочешь выйти из нее — выходи! Живи простым Светлым. Но пока ты вДозоре… ты в Дозоре, Антон?

— Да!

— Вот и прекрасно. Тебе пиво нравится?

— Нравится, — буркнул Антон.

— Вот и прекрасно. Потому что ты летишь народину этого божественного напитка. В Прагу.

— Когда? — тупо спросил Антон.

— Завтра утром. Точнее — днем, утренний рейсперенесут на шесть часов, и ты полетишь транзитным.

— Зачем?

— Ты в курсе, что Европейское бюро Инквизицииперебралось из Берна в Прагу?

— Да, конечно. Из-за Когтя Фафнира, которыйсперли эти придурки…

— Именно. У Инквизиции и без того традиция разв пятьдесят—сто лет менять месторасположение, а тут еще такой щелчок по носубернских Дозоров… В общем, они обосновались и наконец-то приняли к рассмотрениюнаше дело.

— Так вот зачем был этот подарок… Игорь?

— Да. Он уже там. Мы подали официальнуюжалобу, заявив, что Темные сознательно подстроили провокацию и Алиса Донниковаприворожила Игоря, чем и вызвала его нервный срыв, чрезмерный сбор Силы слюдей… и… этот досадный инцидент с утонувшим мальчиком. Темные, конечно же,заявили, что это Игорь очаровал Алису, пытаясь перевербовать на нашу сторону…

Антон фыркнул, оценивая безумие обвинения, —перевербовать! Словно Темный может перестать быть Темным. Запугать, вынудить ксотрудничеству, перекупить или шантажировать — куда ни шло. Но перевербовать…

— В общем, трибунал будет решать, кто виновати какова степень ответственности Игоря. Парень вызвал Алису на официальнозарегистрированную дуэль, так что на Дозоре вины нет. Но если Инквизицияобвинит его в превышении самообороны или в сознательной провокации — ему одинпуть. В сумрак. Он и так едва жив… и, кажется, даже не хочет бороться. А Игорьнам нужен, Антон. Ты даже не представляешь, насколько нужен!

— Борис Игнатьевич, а что там было на самом-тоделе? — спросил Антон.

— На самом деле? Не знаю. Мы провокаций незатевали, можешь поверить. Я отправил Игоря на отдых, потому что пареньвыложился вконец. Знаешь, как замечательно восстанавливает работа впионерлагере? Радостные детские лица, веселый смех, задорные голоса… — ГолосГесера потеплел. Антону показалось, что еще миг — и всегда серьезный шефНочного Дозора облизнется и начнет мурлыкать. Но Гесер оборвал сам себя ипродолжил: — Либо наше обвинение справедливо, и тогда есть шанс спасти Игоря.Либо все случившееся — трагическая случайность… тогда к нам нет и не может бытьобвинений со стороны Инквизиции, но Игорь случившегося не переживет. Сам себяказнит за гибель того ребенка и… Алисы.

— Алиса-то при чем?

— Да он в нее в самом деле влюбился… еще одиннедоделанный Иной… — Гесер понаблюдал за меняющимся лицом Антона и кивнул: —Влюбился, не сомневайся. Так что ты поедешь в Прагу. Нашим представителем наТрибунале. Адвокатом и обвинителем в одном лице. Все нужные материалы я сейчастебе выдам.

— А… но… — Антон смешался. — У меня же нетопыта!

— Ни у кого его нет. Вот ты и приобретешь.Чует мое сердце, что чем дальше, тем больше будет таких вот… юридическихразборок. Вместо честной борьбы и открытой схватки. И не волнуйся ты так, кмоменту заседания я скорее всего подъеду в Прагу. Возможно, вместе с Ольгой иСветланой.

— Зачем — со Светланой?

— А может быть, нам удастся доказать, чтоСветлана лишена сил в результате провокации Темных, и получить разрешение на еелечение?

— К-как?

— Так же, как было с Игорем. Беда ведь не втом, что Светлана не может восстановиться ускоренно, за несколько месяцев.Может! Беда в том, что если разрешение на лечение обессилевшего магавторой-третьей ступени я еще выбить в состоянии, то восстановление сил ВеликойВолшебницей — явление чрезвычайное. И тут нам может помочь лишь прямоеразрешение от Инквизиции. Причем не московской, а как минимум Европейскогобюро.