— Я бы не сказал. — Покачал головой Френсис. — Вы вполне гармоничны. Хотя, я думал, что Джим справился бы ничуть не хуже.

— Джим? Вы думаете, Джим мог бы стать таким, как Шелдон?

— Таким? Не думаю. Но он бы мог стать кем-то похожим на Шелдона. В самоотречении им нет равных.

— Но они ведь не одинаковые. Джим…

— Да, Джим готов отдать куда меньше, чем Шелдон. Но кто потерял больше, Джим или Шелдон? Да и важно ли это уже, Грейс? Джим нашел, что терять здесь. Захочет ли уже отречься?

Говорил профессор тихо, не заикаясь, как часто бывало на занятиях. Голос у него обволакивающий, мягкий. Как голос отца, такой отдаленный, почти несуществующий. Грейс не заметила, как сердце ее успокоилось.

— Как думаешь, Джим не завидует Шелдону? — спросил он.

— Не думаю, что среди нас есть место зависти. Джексон нарек Шелдона продолжателем. Джим не мог противиться. У него своя задача.

— Не думаю, что очень и хотел, — по-доброму усмехнулся профессор.

Грейс улыбнулась.

— Сложно пережить такое. Шелдон все-таки обыкновенный человек. Перетерпеть боли и лишения, научиться жить в страдании, чтобы потом обрести счастье… Мы должны быть благодарны Шелдону, что он согласился взять на себя такую ношу.

— Ты права, Грейс. Очень ты мудра для своих лет.

Грейс смотрела на Шелдона, стоявшего на краю выступа, на Ластвилль, горевшем огнями, и думала, как много они пережили за это время. Кажется, прошла сотня лет, а всего-то несколько. Тогда город впервые открыл свои многовековые двери новым людям с громким скрипом и пригласил. Грейс смотрела на искрящиеся внизу, в долине, окруженной лесом, улицы и ликовала. Они сделали много, но много еще предстояло. Ведь изменить себя — это половина задания. Придется менять и остальных.

— Знаете, иногда мне кажется, что мы заходим слишком далеко. Что миссия наша слишком сложная для нас, нас ведь немного. Но когда вспоминаю, что говорил нам Джексон, понимаю, что он знал лучше. Он ведь мог предвидеть. Он был на другой стороне жизни, откуда никто не возвращался, и вернулся. А мы же там не были. Значит, он видел и знает, что у нас все получится, — прошептала Грейс.

Ветер пролетел мимо, задел листья деревьев за спиной и ушел.

— Милая Грейс, люди веками задавались этими вопросами, но так и не нашли ответов. Вы близки к ним, как не был близок ни один человек. Вам стоит гордиться, — сказал Френсис и тоже посмотрел на огни города. Улыбнулся.

— Останавливаться нельзя.

— Безусловно.

Грейс задумалась. В день бунта она поняла многое: не так сложно быть для людей Грейс, той Грейс, которую они хотят видеть. Не так сложно примириться с миром и жить в нем так, словно в этом есть смысл. Но зачем, если можно сделать мир лучше?

— Вы говорили сегодня о новом человеке. Зачем эту тему? В плане курса ведь совсем другая.

— Я искал таких, как вы, — ответил Френсис и закусил губу. — Ведь Джексон слушал об этом с восторгом. Он знал, что это — правда. Он чуствовал, что особенный. Вы тоже это понимаете. Но больше никто не хочет поверить.

— Я это давно поняла, когда пыталась пригласить других людей к нам, но никто не соглашался. — Грейс вздохнула. — Я думала, что Джексон расстроится, что я никого не привела, но он…

— Сказал, что всему свое время?

— Да. Он вам тоже такое говорил?

Френсис кивнул. Он словно раставил себя замолчать.

— Скажите, а вы ведь честно ответите, если я задам вопрос?

— Конечно. Отныне и впредь я буду честен.

— Вы ведь не просто так ходили в кафе на окраине за круассанами? Я видела вас там несколько раз, но не решалась заговорить. Вы же тоже ждали?

Профессор Френсис улыбнулся, посмотрел на Грейс чуть сощурившись, а потом тихо рассмеялся.

— Неужели ты что-то не знаешь, Грейс?

— Джексон не всегда был рядом, чтобы подсказать, — прошептала Грейс.

— Ну, я верю, что ты и сама настолько умна, чтобы догадаться. — Он чуть повернулся и смотрел уже прямо, улыбаясь.

— Профессор…

— Грейс, никаких профессоров. Пусть то отражение навсегда останется там, в университете. Зови меня Луис. Или Луи. Как тебе удобно.

— Луис…

— Может, Джексон говорил вам обо мне. Это он сказал, чтобы близкие называли меня только по имени. Мы давние знакомые.

Грейс замолчала. Страх придавил. Страх перед кем-то более возвышенным, сросшимся с Джексоном намного больше.

Шелдон все еще стоял на самой высокой точке холма и смотрел на Ластвилль, который как расплавленная магма укрывал землю. Джим суетился у багажника, что-то проверял, а Лиза с Сабриной протирали дверцы. Все были заняты.

— Из вас вышел неплохой организм. Каждый на своем месте. Джим — ваш ум, Лиза — ваши руки, Лиза — ваши ноги. А вы — сердце, душа и нечто большее, чем все, о чем можно помыслить, — начал разговор Луис.

— Спасибо. Хорошо, что вышло так. Мы ведь были совсем разные.

— Но в этом и суть — любить друг друга вне зависимости от различий. Все ради благого дела.

Грейс улыбнулась. Она часто думала об этом. Никто, кроме Джима, не желавшего возвращаться в Бирмингем, не хотевшего проводить каникулы в отдаленном лагере в США, где они когда-то познакомились, из них не был богат. Но в Ластвилле они обогатились. Никто не был так свободен, как Лиза, проводившая много времени в лесах Иллинойса, но они обрели свободу. Никто не был близок к религии кроме Сабрины, познавшая ее с рождения, но все обрели веру. Никто не был мечтателем, как Шелдон, но все обрели мечту.

Луис тоже улыбался.

— Ты ведь хочешь спросить меня.

— Я не знаю, могу ли.

— Ты можешь спросить что угодно. Мы все равны, помнишь?

— Как вы познакомились с Джексоном? — спросила Грейс, чуть подождав пока успокоится ветер.

Френсис ответил не сразу. Он долго всматривался в горизонт, спрятавшийся за черными зубчиками крон, думал.

— Это