Однако Инга, все это время наблюдавшая за ней, дверь тоже увидела.

— Как тебе это удалось? — поразилась полицейская.

— В том-то и дело, что мне — никак. Она сама!

— Не думаю, что в этом месте что-то может происходить само…

Тут она была права: дверь, скорее всего, открыл Гирс. Но зачем? Ответ напрашивался сам собой: хотел поиздеваться над ними. Он увидел, что они далеки от паники, да еще и сами нашли выход. Ему неинтересны были жертвы, которые не бросались на стены, и, чтобы довести их до отчаяния, он решил позволить им скромный лучик надежды.

А если так, то, ступая в коридор, они лишь развлекали его. Им нужно было остаться в комнате — не чтобы выжить, нет, чтобы сохранить гордость. Однако пойти на это Анна не могла. Даже если все идет по сценарию Гирса, всегда есть шанс воспользоваться любой его ошибкой!

— Идем, — позвала она. — Мы здесь и так задержались.

Инга не стала отказываться. Похоже, за то время, что они провели взаперти, ее ужас отступил. Она не была спокойна, но она уже не готова была просто принять свою смерть.

Это к лучшему, потому что у Анны не хватило бы сил тащить ее на себе.

С первого шага за пределы комнаты она уловила странный шум, наполняющий коридоры. Сначала Анне показалось, что это просто шепот ветра, однако для ветра звук был слишком постоянным. Он не завывал, чтобы умолкнуть и начать сначала, он был таким монотонным, что к нему легко было привыкнуть и больше не замечать.

— Ты это слышишь? — тихо спросила Анна.

— Да, — кивнула Инга, державшаяся рядом с ней. — Похоже на звук включенной газовой плиты!

— Боюсь, «газовой» — слишком верное слово…

Все указывало на то, что в коридоры пустили газ. Вот почему Гирс открыл перед ними дверь! Он не боялся, что они убегут, и не давал им такую возможность. Он просто придумал для них новый способ казни.

Анна понятия не имела, что это за газ — вариантов хватало. Вряд ли он хотел усыпить их, он уже сделал это в машине, а потом позволил им проснуться. Если бы он собирался убить их быстро, он бы не отправил их в ту комнату. Получается, его замысел был сложнее, чем предполагала Анна, или что-то заставило его действовать решительнее.

Но что бы ни происходило сейчас с Гирсом, они об этом не знали. Они были заперты в лабиринте, и выхода Анна пока не видела.

Она знала, что очень скоро ловушка, подготовленная Гирсом, проявит себя, и не ошиблась. Полутемный коридор постепенно заволакивал мутный дым. Это не был свежий дым лесного костра — куда там! Дымовая завеса пропахла паленым пластиком и какой-то химией. Череда коридоров с немыслимыми поворотами и глухими стенами угнетала сама по себе. Теперь же, когда ее заполнял дым, она становилась еще опаснее. Они вынуждены были двигаться вслепую, опираясь на стены… И Анна невольно думала о том, как Гирс мог использовать это против них. Лезвия, торчащие из этих стен, осколки стекла, колючая проволока — нехитрый, но эффективный арсенал. Нельзя было предугадать, что могло прийти в его больную голову!

Инга, похоже, думала о том же.

— Он только забавляется этим! Мы его развлекаем… Мы уже проходили по этому коридору! — с трудом произнесла она после очередного приступа сухого, разрывающего горло кашля. — Я точно помню раскрошившийся кирпич на углу, мы ходим по кругу!

— Может быть. Тогда на этот раз мы пойдем в другую сторону. Здесь не могут быть только замкнутые петли, Гирс сам пользовался этими коридорами. Выход должен быть! Раз он пустил дым, он знает, что мы можем его найти!

— Ничего мы не можем! Я больше не хочу шататься здесь, я устала!

— Я тоже, но именно поэтому нам нужно двигаться.

Усталость накрыла их слишком быстро, это было ненормально даже в таких обстоятельствах. Анна не представляла, чем именно они дышат, но этой дряни оказалось достаточно, чтобы лишить их сил. Они становились сонными, безразличными ко всему — даже к своей судьбе. Глаза слезились от дыма, это окончательно ослепляло их; дышать было тяжело, кашель еще больше утомлял, отзываясь острой болью в горле.

У Анны все сильнее кружилась голова, и в какой-то момент ей показалось, что Инга права. Нет смысла мучить себя, устраивая тут спектакль для Гирса. Зачем дергаться, трепыхаться, как бабочка в паутине, если финал все равно один? Можно остановиться прямо сейчас, сесть вот здесь, в углу, где побольше света, сделать глубокий вдох — и позволить себе покой.

Вечный покой, если угодно. Все лучше, чем эти бесполезные метания.

Анне казалось, что ее разделили на две части. Одной частью был разум, который отчаянно не хотел умирать. Он напоминал ей о Леоне, которого она не могла подвести, о гордости, о том, что она не имеет права сдаваться после всего, что она пережила. Ей нужно было сражаться до конца, ведь ее еще могут спасти, но только если она будет двигаться, потому что в этом уголке никакие спасатели ее быстро не найдут, даже если они доберутся сюда. Им только и останется, что вынести из лабиринта ее остывший труп, когда дым наконец развеется!

Другой частью было тело, и тело было готово к смерти. Анне казалось, что кровь в ее венах уже остановилась, мышцы налились свинцовой тяжестью и отказывались подчиняться, она онемела, она устала. Она словно сопротивлялась сну после долгих бессонных ночей — пустое занятие. Ее движения постепенно замедлялись, она уже не просто опиралась о стену, ей приходилось приваливаться к ней, чтобы оставаться на ногах. Еще чуть-чуть — и она соскользнула бы вниз, на пол, а там концентрация зловонного дыма была куда сильнее.

Ей нужно было отрезвить собственное тело — вот уж с чем она раньше не сталкивалась! Но и в такой ситуации она еще не бывала. Что она сейчас может, укола адреналина у нее с собой нет! Нужно было заставить адреналин появиться в теле естественным способом, но в миг, когда она чуть ли не засыпала, сама идея казалась нелепой. Вокруг нее темно, тихо, мало воздуха, и даже страх уже ушел, сменившись апатией. Какой адреналин, какие вообще движения? Вон, Инга почти на полу, и она права, нужно только поддаться…

В отчаянии Анна использовала последний известный ей способ, последний ход, подсказанный угасающим сознанием. Она с силой сжала правую руку, которую в ноябрьские дни берегла, напрягла до предела. Она не боялась причинить себе боль, она хотела этого. Боль — это верный знак мозгу, что тело в опасности. Это стресс, а стресс — адреналин!

Стратегия, построенная на чистом отчаянии, оказалась верной. Травмированная много лет назад рука отозвалась острой болью, но именно эта боль принесла с собой новую энергию, которой так жаждала Анна. Пелена сонливости отступила, вернулось желание бороться. Дело было не только в самой боли, но и в ее источнике. Анна слишком хорошо помнила, что случилось с ее правой рукой: сколько бы времени ни прошло, она все равно могла воспроизвести в памяти каждую минуту той ночи. Тогда она точно не должна была спастись — но спаслась! Та маленькая девочка получила уникальное право на жизнь, которое достается не всем. Анна была в долгу перед ней, и этот долг не позволял ей тихо умереть на радость Гирсу.