Пару лет назад строительство мусороперерабатывающего завода подняло немало шума, причем благожелательного, а это редкость. Александра Гирса и других меценатов, выделивших на это деньги, все хвалили. Почему нет? Маленький заводик был экспериментальным образцом, он перерабатывал мусор без вреда для экологии, превращая его в чистую энергию. Сложнейшая система фильтров делала черный дым безвредным, и даже в самую сильную жару рядом с заводом не было никакого запаха.

Теперь-то Леон догадывался, какой «мусор» здесь уничтожали на самом деле и почему так важно было скрыть любые запахи. Хитро! Дом Александра Гирса, в котором жил и его псевдосын, давно обыскали, но не нашли там ничего подозрительного. Так это же естественно: зачем ему гадить там, где он живет? А вот завод мог стать лучшим инструментом, потому что найти там остатки тел было практически невозможно.

До завода можно было доехать от ночного клуба по прямой дороге. Леон и сам хотел бы ошибиться, но ему нужно было проверить именно эту, самую трудную и опасную версию. Еще одним доказательством его правоты служило то, что в этот день завод не работал, накануне немногочисленные работники получили неожиданный выходной. Да оно и понятно: Гирс наверняка готовился, все продумал. Система утилизации на заводе была новой, и, чтобы запустить конвейер, достаточно было одного человека. Вот только что сейчас на этом конвейере: живые тела или мертвые?

Леон не позволял себе такие мысли. У него хватало причин для самобичевания, начиная с того, что его телефон был отключен, когда она звонила ему и, возможно, хотела попросить о помощи! То, что это сделала Лидия, его не оправдывает. Он уже не маленький мальчик, объясняющий свои неудачи поступками других. Это был его телефон, его ответственность — его обязанность быть рядом с ней. Леону казалось, что даже если бы он обманулся, как Анна, поехал вместе с ней на встречу с Ингой и попал в ловушку, все было бы по-другому. Неважно как, но он нашел бы способ ее спасти.

Он и теперь спасет. Чтобы верить в это, достаточно не отвлекаться на всякие «если бы» и «может быть», а думать только о действиях, которые он может совершить. Первым из них был поиск Анны, теперь речь шла о штурме завода.

Здесь брат помог ему, сам бы он не справился даже с былыми связями. Дмитрий не был полицейским, но в полиции его уважали, к его мнению прислушивались. Способствовала тут и профессиональная солидарность: когда в беду попадает кто-то из своих, порой объединяются даже те, кто в иное время друг друга на дух не переносит. Вот и теперь Ингу они хотели спасти куда больше, чем Анну. Леон не обращал на это внимания, так даже проще, об Анне он позаботится сам.

— Нет доказательств, что Гирс внутри, — заметил Дмитрий. — Но кто-то внутри точно есть, завод работает.

— Он не Гирс.

— Твоя теория с Максимом Кавелиным еще не доказана.

Дмитрий ему не верил, но и это сейчас ничего не меняло. Главное для них — остановить сумасшедшего убийцу, а уж как его зовут — вопрос десятый.

Леон не собирался отсиживаться в стороне, он просто не мог себе этого позволить. Его не останавливало ни то, что он больше не работает в полиции, ни недавняя травма. Он должен был попасть туда и готов был свернуть шею любому, кто стал бы у него на пути. Должно быть, Дмитрий понял это: к Леону никто не подходил, его просто оставили в покое.

Он знал, что группа захвата не успеет, не сделает того, что нужно, это должен быть он. Анна сейчас внутри, иногда ему даже казалось, что он чувствует ее там, хотя Леон прекрасно знал, что так на него влияет нервное напряжение. Все, что происходило сейчас, напоминало ему последние секунды перед охотой, когда тело и разум на пределе и все чувства обострены.

Никогда ведь не знаешь, ты зверя или зверь тебя. Нужно быть готовым ко всему.

Это был один из тех редких случаев, когда его отец оказался прав. Уж в охоте-то он разбирался!

Леон все равно не бросился в здание первым, чтобы не путаться под ногами у оперативников. Сначала вошли они, им нужно было проверить, кто сейчас внутри, не окажут ли им сопротивление. Завод был небольшим, но отличался сложной планировкой, и оцепить его было не так просто. Лишь когда дали отмашку, внутрь поспешил и Леон.

Он не собирался тратить время на все эти коридоры, залы переработки и прочие слишком большие помещения, которые и так уже обыскивали. Благодаря Анне он многое знал о Генри Холмсе и верил, что Максим будет вести себя так же. А где был бы Холмс? Где был бы тот, кто жаждет постоянного контроля? Там, где он сможет управлять всем, разумеется.

У Холмса был тайный пульт, скрытый в его спальне. На заводе тоже был пульт управления, куда более очевидный. Правда, любая проверка посчитала бы, что это просто способ запустить конвейер, никому и в голову не пришло бы, что эти же кнопки, рычаги и переключатели способны отнять чью-то жизнь.

Леон не ошибся, Максим действительно был там. Нашли его и оперативники, вот только задержать не сумели — пока. У Максима не было заложников… кроме самого себя.

Он стоял у пульта управления, опустив одну руку на ряды кнопок. В другой руке он держал пистолет, прижатый теперь к его собственному виску. Он всем своим видом показывал, что готов к этому. Поэтому оперативники замерли напротив него, не зная, что делать дальше. Если бы они были уверены, что именно он похитил Ингу, нянчиться с ним не стали бы. Однако следователя пока не нашли, и группе захвата не хотелось брать на себя ответственность за жизнь богатого наследника.

Но Леон ни в чем не сомневался. Он смотрел на это существо — и будто видел его насквозь. Если его что и удивляло, так это то, что он не понял правду раньше. Все ведь было у них перед глазами! Максим не был похож на того мальчишку с фотографии лишь потому, что намеренно постарался себя изменить. Он выкрасил волосы в черный цвет, занялся спортом, и подростковая худоба сменилась рельефом мышц, он делал все, чтобы походить на своего предполагаемого отца. Однако серые глаза остались теми же, их он изменить не мог, и через эти глаза на Леона смотрело то, чего он не понимал.

Он уже сталкивался недавно с опасным серийным убийцей. Он тогда чуть с жизнью не расстался, такое не забывается! Леон прекрасно помнил полные ярости глаза того, кого они считали Джеком-потрошителем. Но Максим… он был другим. Его злость не была волнами, то накатывающими, то отступающими. Она жила в нем постоянно, поэтому он привык к ней, научился контролировать. Но избавляться от нее он не собирался — зачем? Она давала ему силы.

— Где они? — спросил Леон. Он был единственным, кто решился заговорить с Максимом, потому что только он не сомневался в своей правоте.

— Не понимаю, о чем вы, — отозвался тот. — Я сейчас вижу только рейдерский захват моей собственности.

— Да? И почему тогда мы тебя не убиваем?

— Чтобы не было расследования должностного преступления. Но я не позволю вам подставить меня! Что бы вы ни задумали, это не сработает. Я лучше убью себя, чем буду играть по вашим правилам!