Она улыбнулась, чуточку горделиво, она старалась, чтобы я был доволен. Я поцеловал ее в щеку, и мы втроем отбыли через проем, к которому плотники уже подтащили новые створки.

На нас посмотрели с испугом, мальчишки бегом подвели коней.

Возвращаться решили другой дорогой: ну их, эти опасные пески, да и мне нужно оглядеть свои владения.

Сэр Растер затянул песню, Митчелл долго крепился, но начал подпевать, дико фальшивя, Растер тут же умолк и повернулся в мою сторону.

— Я поспал часок среди угрюмого мужичья, сэр Митчелл под храп своего коня, а вот сэр Ричард… гм… выглядит счастливым!

— Вот уж счастья нет, — ответил я.

— Что случилось?

— Счастье, — объяснил я, — есть удовольствие без раскаяния.

Растер изумился:

— Неужели раскаиваетесь?

— Немножко, — признался я. — Самую малость, но все же… Что-то в этом есть нехорошее.

— Раскаяться, — сказал сэр Растер, — никогда не поздно, а согрешить можно и опоздать. Митчелл поддержал:

— Плохой человек отличается от хорошего тем, что первый раскаивается в содеянном, а второй — в несодеянном. Но грешат и те и другие. Ничего, если чувствуете что-то нехорошее, сходите к отцу Бонидерию на исповедь.

Я сказал уныло:

— Исповедь без раскаяния есть хвастовство. А у меня раскаяние… какое-то ненастоящее.

— Как это?

— Ну, раскаиваюсь, потому что надо раскаиваться. И в то же время я как бы совершил харасмент. Ну это такое, такое… Словом, мне такое не нравится. Я хочу нравиться мужчинам и женщинам тем, что я замечательный, а не потому, что меня боятся.

Сэр Растер, судя по его лицу, ничего не понял, хохотнул.

— А ворота в щепки! Самая крупная с мелкого воробья.

— Запомнят, — сказал Митчелл недобро. — Сэр Ричард, мир признает только силу. Потому ее надо применять сразу. И чаще.

Я промолчал. Да, мир таков. Ну и хрен с ним, подстраиваются простолюдины, а мы не они.

Отъехали довольно далеко, как вдруг я вспомнил, что сэр Тирол болен, а мне даже в голову не пришло, что нужно попытаться его излечить. Не хочется думать, что я настолько зачерствел или что подсознательно хочу видеть его прикованным к постели, дабы без помех пользоваться его женой…

Нет, все-таки в этом жестоком мире я постоянно сталкивался с тяжелыми и легкими ранами, привык останавливать кровь и заращивать разрезы, умею регенерировать рассеченную железом ткань, и потому просто не сообразил, ступор такой, что это только раненый, хоть и не залит кровью, хоть из него не торчат стрелы.

По сути, надо бы вернуться и попробовать, но мы уже достаточно далеко отъехали и… да ладно, пусть сэр Тирол выздоравливает сам. Не могу же бросить все и начинать лечить всех убогих, я не мать Тереза, той хоть делать было не фиг, а у меня много дел, из них половил на великих, а половина и вовсе грандиозных. Я, может быть, скоро паровоз выдумаю.

Из-за спины донесся глубокомысленный голос сэра Растера:

— Женщина — это как открытая книга на языке эльфов, вроде бы все видно, но абсолютно ничего не понятно.

Голос Митчелла прозвучал с едва заметной насмешкой:

— Женщины созданы дарить нам радость, и попробуй только отказаться от такого подарка… Мне кажется, сэр Ричард не сумел…

Растер сказал обидчиво:

— Очень красивая женщина! А красивую можно целовать без конца и ни разу не попасть в одно и то же место. И вообще… тот, кто может управлять женщиной, справится и с королевством!

Митчелл подхватил уже серьезнее:

— Да, Армландия — такой корабль, где штурвал надо держать крепко. Сэр Ричард, как думаете управлять?

Недовольный, что выдергивают из глубоких дум, как морковку из грядки, я буркнул:

— Правильно.

Митчелл пришпорил коня, замаячил рядом массивной башней, закованной в толстые стальные плиты. Я видел, как посмотрел на меня с глубоким участием, совсем не тот здоровенный и вечно раздраженный бык, с которым схлестнулись за Перевалом.

— Сэр Ричард, — сказал он, — людям не нужно, чтоб было правильно. Людям нужно, чтоб было хорошо.

Я стиснул челюсти, через силу кивнул. Да, всем надо, чтобы хорошо. И хрен с ним, правильно или не правильно. Если хорошо, то и правильно.

Как холодной волной накрыло: вдруг ощутил, именно ощутил, что в самом деле стал одним из крупнейших земляных магнатов. Со слов Барбароссы это знал, а теперь и ощутил с пугающим холодком по нервам. Очень уж не люблю ни общественных, ни каких других нагрузок. Мне бы, проще говоря, право первой брачной ночи и подобные вольности дворянства, а магнатство чтобы шло само собой, но, увы, за право первой брачной надо расплачиваться.

И не факт, что воспользуешься этим правом, все равно от обязанностей магната этр не освобождает. А я знаю, что такое быть магнатом: Семен Семеныч отпахал смену у станка и с ящиком пива к телевизору, где футбол, а на выходные на дачу — клубнику собирать, летом же куда-то отдыхать поедет, а магнат пашет круглые сутки, ни выходных, ни отпуска, даже сны у него не про баб, как у людей, а кошмары про маржу, кредиты, добавочную стоимость, прорехи в охране, падение курса йены в Гваделупе…

Правда, пока я магнат только на словах или бумаге, местные лорды вряд ли горят желанием признать мою реальную власть над ними, но это еще хуже: будут творить, что захотят, а отвечать, как гроссграф, буду я?

Тупая злость набухала во мне, словно из глубины души поднимается темная динозаврья мощь. А то еще и додинозаврья, все-таки человек еще от амебы накопил в себе звёриности столько, что церкви пока не под силу обуздать такого злобного и хитрого животного.

Если я гроссграф, то я и буду им. И всех вас, гадов, заставлю ходить строем. И будем строить коммунизм… тьфу, Царство Божье на земле ускоренными темпами. Догнать и перегнать, большой скачок и все такое, но на моих землях… ну да, моих!… будут и законы, будет и процветание. Не знаю, хватит ли у меня ума насчет железной дороги и парового двигателя, вроде бы все просто, я же видел, как чайник кипит, но вдруг какие технические трудности?

Словом, я сделаю Армландию крутой державой. А попутно подумаю, как отыскать туннель под Хребтом, это прямой выход в герцогство Брабант. А Брабант… это как бы тоже чуточку мое, все-таки я граф Брабантский. Герцог Валленштейн поддержит, не сомневаюсь… А кто владеет туннелем — тот владеет золотой жилой. Да что там жилой — всеми жилами этого района. Неиссякаемыми. Которые даже разрабатывать не надо, все торговцы будут платить за проход…

Сэр Растер и Митчелл держатся позади, Растер сообщил, что это из почтительности, но на самом деле у них интересы совпали в широчайшем диапазоне от баб до охоты на перепелов. Болтают, как две кумушки, разве что о заточке мечей, а не о фижмах и оборочках.