—С Иваном всё в порядке,— сухо произнёс Старец в ответ на мой невысказанный вопрос.

—Он не умер?..— взволновано прохрипела я, смахивая остатки слёз.

—Он жив,— ответил Елиазар таким же ледяным тоном.

Я шумно выдохнула.

Слава Богу…

То есть Высшим Силам…

То есть неважно кому!

Ваня был жив — и от этой мысли мне сразу стало легче. Я невольно схватилась за горло, почувствовав, как под кожей бешено запульсировала кровь, разгоняемая вновь забившимся сердцем.

—Что произошло?

—Тебе пора,— отрезал Елиазар, поднявшись с кресла.

—Но…

—Тебе пора,— тихо, но с лёгким раздражением и физически ощутимым давлением повторил он.

Неудивительно, что Старец испытывал раздражение и торопился — он просто не мог ждать. Сейчас его заботили иные проблемы, нежели моё беспокойство за друга. Сколько ещё людей ему нужно было обойти и забрать с собой в неизвестность? Сколько раз ему уже задали или зададут подобные вопросы? Я была не единственной сентиментальной и точно не исключительной, чтобы успокаивать меня весь вечер. Тем более, возможно, Ваня уже перенёсся в тёмный мир, пока я доставала Елиазара глупостями.

Что ж, главное я услышала.

В воспалённых старческих глазах я прочла немой укор своей медлительности и сообразила, что мне нужно было действовать, а не валяться на полу безвольной тряпкой. Я с трудом поднялась вслед за Елиазаром. Битва ещё не началась, но я уже не могла владеть собой: от волнения ноги не слушались, всё тело била мелкая дрожь, а сердце не желало успокаиваться, сбиваясь с ритма. И всё же я попыталась собрать в кулак всю свою волю и решительно взглянула на Старца.

—Что я должна сделать?— чётко спросила я.

Елиазар ничего не ответил.

Он просто кивнул в сторону открытого окна, однако я поняла его без слов.

Наверное, сегодня произойдёт сотня подобных попыток суицида. Кто-то объяснит всё воздействием Легата на психику неуравновешенных людей. Кто-то сделает вывод, что метеориты, как и кометы, приносили с собой беды и несчастья, дестабилизировали магнитный фон Земли или придумает какую-нибудь другую чушь. Но даже в этих теориях будет своя доля правды — несчастья случатся из-за падения Легата. Вот только настоящих причин никто и никогда не узнает. А того, кто попытается о них рассказать, запишут в сумасшедшие, и ещё на тысячу лет мир погрузится в блаженное неведение…

Сделав несколько несмелых шагов, я остановилась возле окна. Онемевшими пальцами открыла его шире, забралась на подоконник и посмотрела вниз. Высота, с которой мне предстояло спрыгнуть в объятия мокрого асфальта, ужасала, поэтому непроизвольно я мёртвой хваткой вцепилась в старую раму. В лицо ударил порыв ледяного ветра, принеся с собой ароматы мокрой земли и озона. Я жадно втянула его носом, и обжигающий холод мгновенно наполнил лёгкие и остудил голову.

Быть может, на земле я дышала в последний раз.

Быть может, я не вернусь из тёмного мира живой…

Эта мысль заставила совершенно другими глазами посмотреть на дома вокруг, на переливавшиеся всеми оттенками красного и жёлтого осенние деревья и на огромные лужи, образовавшиеся после недавнего дождя. Лишь в это последнее мгновение я осознала, сколько прекрасного окружало меня в жизни, сколько чудесных мелочей я не замечала раньше, запутавшись в проблемах и хлопотах повседневности, и поняла, как сильно мне не хотелось расставаться с такой простой и близкой красотой.

Но теперь сожалеть было поздно.

Я подняла глаза наверх, ожидая, что увижу там серые дождевые тучи…

И чуть не заплакала.

Светлая полоса на горизонте, обещавшая ночью ясную погоду, разрослась и стала шире. Сквозь неё проглядывал огненный закат — огромное, алое солнце почти село, и лишь крошечный его кусочек ещё сиял над городской застройкой. Золотистым и розовым светом оно подкрашивало края облаков, дома и деревья на дальней стороне улицы, которая виднелась между крышами соседних зданий. Зрелище завораживало и навеивало тоску. Я представила необъятность и бездонность этого неба, за которым таились бескрайние глубины космоса. Представила массы пара, которые даже через сотни и тысячи лет останутся неизменными и будут так же неторопливо проплывать над городами, лесами, полями и океанскими просторами, не замечая происходивших внизу изменений. Какими же крохотными мы являлись по сравнению с ними. Какой краткосрочной была наша человеческая жизнь…

А дальше, за пределами атмосферы, за пределами нашей солнечной системы и галактики, неужели больше нигде не существовало подобного солнца, подобного неба и заката? Неужели Свет и Тьма создали только нас, и только мы бились за них? Сейчас я жалела, что не задала эти вопросы раньше, но надеялась, что ещё смогу получить на них ответы…

—Времени мало,— послышался из-за спины голос Елиазара, остановивший мои унёсшиеся вдаль мысли.

—Да,— тихо отозвалась я, но развернулась обратно в комнату и посмотрела на мирно храпевшего на диване мужчину.

Отца не волновало, что его дочь готовилась выпрыгнуть из окна, что светлый Старец стоял сейчас на расстоянии вытянутой руки и не обращал никакого внимания на бренное тело бывшего тёмного. Свет, как и Тьма, потерял к нему интерес с тех пор, как он погрузился в отравленную парами алкоголя реальность и отключился от всех остальных реальностей, став абсолютно бесполезным и беспомощным. После аварии мы словно поменялись ролями. Отец превратился в моего ребёнка, а я — в его родителя. И как родитель я не хотела оставлять его одного, прекрасно понимая, что без меня он просто пропадёт…

—О нём позаботятся,— ответил Елиазар на мои беспокойные мысли.

Я молча кивнула, ведь мне ничего не оставалось, кроме как поверить ему. Потом тихо, одними губами прошептала, обращаясь к отцу:

—Прощай…

И шагнула из окна.

Я боялась прыгать.

Я боялась разбиться.

Моё истерзанное тело боялось снова испытать боль.

Все мышцы напряглись до предела, моментально одеревенев от переизбытка адреналина и молочной кислоты, хотя прыжок не потребовал от меня каких-либо физических усилий.

Один шаг — и я стремительно понеслась вниз, к земле, подчиняясь законам Ньютона и отдаляясь от кусочка неба, зажатого между крышами высоток. В ушах засвистел ветер, где-то во дворе залаяла собака, но уже через секунду лай исчез. Исчез и двор, и небо, и мокрые дома, и пожелтевшие деревья. Исчез даже алый свет заката. Остался только противный свист, который зазвучал громче и перерос в жуткий скрежет, разрывавший голову на куски.

Остальное погрузилось в темноту.

Я думала, что падение займёт две-три секунды, но оно всё никак не заканчивалось, словно я падала не на асфальт, а в бездонную пропасть, всё ближе и ближе подлетая к центру земли. Затем перед взором появились красные вспышки и замелькали в бешеном круговороте, словно на разогнавшейся до сверхсветовой скорости карусели.