следствие психологического скачка. Как и в игре на фортепиано, внезапно, без видимой причины, кто-то взмывает на абсолютно иной уровень исполнительского мастерства и проникновения. Юноша, заучивший наизусть почти все стихи Эдди Геста, вдруг явится с поэмой, пусть еще шероховатой, но в которой сверкает искра божья.

Значительная часть преподавательского труда незаметна, и веселого гама, сопровождающего поэтическое занятие, тоже никому не слышно. Этот труд неуловим, как танец, его нелегко описать, нелегко определить. Однако после всех чтений, и размышлений, и декламаций все же кое-что остается— образование.

1952 г.

ТОМАС МАКГРАТ

РОМАН-ПАНОРАМА

Писать о книге, прочитанной не до конца, разумеется, дело рискованное. Но что поделаешь, когда опубликовано всего две части будущей трилогии. Только что вышел второй том трилогии «Семена» Ларса Лоренса—роман «Из праха»,—и, я думаю, теперь уже можно составить представление о произведении в целом и высказать о нем предварительные суждения.

Читатели помнят первую книгу трилогии—«Утро, полдень и вечер»,—широкомасштабный роман-панораму, типичный, «классический» пролетарский роман, воплотивший все достоинства и недостатки этой разновидности жанра. Действие книги происходит в шахтерском городке в юго-западной части страны. В центре повествования—«бунт», организованный группой неблагонадежных шахтеров, в основном мексиканского происхождения, возмущенных тем, что их выселяют из домов. Гремят выстрелы; убиты шериф и один из шахтеров, несколько человек ранено. Далее следуют массовые аресты, слежка, повсюду сеющие страх. В результате шахтеры объединяются с представителями левых сил в целях самозащиты и утверждения своих прав. Хозяева же шахт, политиканы и представители местной буржуазии стремятся использовать события для своей выгоды; постепенно атмосфера в городке накаляется. Развивая эту часть повествования, Лоренс вводит массу действующих лиц: тут и хозяева шахт, и политические деятели, и множество шерифов и иных представителей власти, и выразительная галерея шахтеров, жен шахтеров, герои-коммунисты. На протяжении всего романа автору удается держать в поле зрения всю разноликую толпу жителей городка. Мир колоссальный.

Первая книга трилогии обрывается на самом последнем, в день «бунта», аресте. События романа «Из праха» начинаются с утра следующего дня. В центре второй части трилогии—развитие двух антагонистических линий: прежде всего, робкие, стоящие многих мук шаги, предпринимаемые левыми силами для создания организации за освобождение заключенных в тюрьму товарищей, с другой стороны—попытка буржуазных лидеров использовать «бунт» как средство широкого наступления на трудящихся и представителей левых сил или же извлечь для себя выгоду из самих последствий «бунта».

В ходе столкновения этих двух сил крупных событий происходит немного—это освобождение кое-кого из заключенных, привлечение к следствию новых лиц, обвиняемых в убийстве, похороны убитого шахтера, которые по иронии судьбы выливаются в ту самую демонстрацию, что планировали, но так и не сумели организовать прежде. Эти основные события включают огромное количество мелких эпизодов, чем-то связанных с основными событиями, в чем-то второстепенных, но в массе своей оказывающихся весьма поучительными. Так, Хэм Тернер, один из руководителей коммунистической ячейки, постепенно постигает могущество идеи; Транклино де Вака, шахтер-коммунист, постепенно все более раскрывает свои организаторские способности; Фрэнк Хогард, адвокат, защитник рабочих на процессе, в ходе событий понимает, что подавление рабочего движения представителями юго-западной шахтерской компании, собственно, ни в чем не противоречит существующему закону, а юный герой под влиянием любовного чувства постигает (хотя, может, это ему только кажется) смысл революционного движения.

Чтобы только перечислить огромное количество эпизодов книги, каждый из которых вполне мог явиться основой целого романа, пришлось бы исписать несколько страниц. «Бунт» всколыхнул городок, словно брошенный камень — воду — от всплеска пошли круги. И это, разумеется, неизбежно. Любое крупное социальное событие потрясает целое общество, целую нацию. Но именно с момента «бунта» в книге начинается разлад, и художественное воплощение приходит в несоответствие с замыслом.

Причина, думается, состоит в том, что основное ядро книги начинает подавляться разросшимися деталями, основные события тонут под тяжестью эпизодов и фрагментов, и, хотя повествованию не откажешь в страстности, в разноплановости (и это все вполне художественно оправдано), в середине книги ощущается некоторая статичность. Мне сдается, что так происходит в силу особого метода повествования, присущего роману.

Лоренс избрал для повествования в романе форму, состоящую из серии кратких сцен и эпизодов—что вполне объяснимо при наличии огромного количества действий, описываемых в книге. Но в результате такого «членения» автор начинает испытывать затруднение в развитии сюжета к кульминации. Вместо этого предлагаются мини-кульминации—эпизоды, раскрывающие лишь одну сторону в характере одних героев и .мгновенно переключающиеся на других. В результате в романе недостаточно развития. У читателя не хватает времени как следует рассмотреть тот или иной характер, тот или иной эпизод. Но хуже всего, как мне кажется, то, что все эти эпизоды чаще всего переданы в форме размытых внутренних монологов. Сам по себе внутренний монолог, безусловно, превосходен как средство исповеди. Но он скорее всего приемлем для психологического, нежели для социального романа. Здесь же, думается, мог бы более подойти метод «непосредственного изображения»: диалог, спор, столкновение характеров — словом, действие. Вместо этого в романе, пожалуй, слишком много именно «внутреннего» развития: характерам недостает психологической напряженности, глубины— в результате неубедителен основной конфликт правдивого сюжета...

Второй недостаток используемого метода внутреннего развития вытекает из первого: писатель оказывается в плену взглядов, манеры поведения и иных свойств героев, становящихся его рупором. Безусловно, это один из способов передачи контрастирующих точек зрения.’Но ведь в жизни редкий негодяй считает себя негодяем, а Лоренс, будучи убежденным поборником справедливости, порой то перекраивает на свой лад образ мыслей и язык своего героя, то выставляет своего персонажа в шаржированном виде, а то и побуждает его к осознанию им самим своего порока, чего бы, несомненно, не произошло без помощи автора.

Приведу пример. Элмер Парсонс, подающий надежды репортер; собирается написать о происшедшем «бунте». Парсонс надеется, что материал удастся продать Ассошизйтед Пресс, и тогда ему светит лучшая работа и благосостояние. Словом, Парсонс хочет и капитал приобрести, и порядочность соблюсти. Вот как он это себе представляет: