Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, кто еще хочет выйти со мной на кулачки? –спросил высокий человек в коротком полушубке, оборачиваясь к толпе. –Давай-ка по одному!
Он сбросил полушубок, сбросил пояс с рубахи и засучилрукава. Двое-трое каких-то разъяренных, а может, просто глупых шляхтичей ринулисьбыло вперед, но замерли, словно налетели на невидимую стену. Попятились.
– Заруцкий! Это Заруцкий! – полетел шепот надтолпой.
Стало тихо. Никто и никогда не видел казацкого атаманатаким. Всегда слегка угрюмый, замкнутый и молчаливый, он не любил попустумахать кулаками и бросать кому-то вызов. В отличие от ярких, велеречивых,подвижных Рожинского и Сапеги, которые привлекали к себе внимание, словнозаморские птицы, во всей богатырской фигуре и шальных зеленых глазах Заруцкогои без того было нечто подавляющее, заставляющее смотреть на него с вниманием иприслушиваться к каждому оброненному им слову.
Его улыбка была дорогим подарком. А внезапная вспышка гневапригибала людей к земле, подобно тому как буря гнет деревья.
– Вам-то что здесь за дело, пан Заруцкий? –закричал Рожинский, который всегда ненавидел атамана, как только может полякненавидеть казака, человек с проблесками цивилизованности – ненавидеть дикую,неразумную силу, родовитый шляхтич – ненавидеть плебея, а один сильный мужчина– ненавидеть другого, ничуть не менее сильного. – Подите к своим боярам ,а нам оставьте разбираться с нашей царицей !
Рожинскому было известно, что Заруцкий чрезвычайно гордилсяприобретенным в Тушине боярством. Для князя Романа этот титул, выдуманныйчеловеком, который подписывался как «Богодарованный, Богоизбранный,Богохранимый, Богом помазанный и осеняемый силою Божией, христианский императорот солнечного восхода и запада», был не просто насмешкой – он был оскорблениемвсей истинной аристократии. И он нарочно насмешничал сейчас над Заруцким,крепко надеясь, что тот потеряет голову и бросится драться с наглым шляхтичем.Рожинский испугался этого заступничества атамана за Марину! У князя Романа былинасчет этой женщины свои планы. Она теперь осталась одна, без мужчины… почемубы ему не стать этим мужчиной? Конечно, царицей Московии ей больше никогда несделаться, однако Станислав твердо обещал отдать ей какую-нибудь землю вМосковии. Уж наверное, не самую захудалую! Рожинский получил за время своеймосковской эскапады куда меньше, чем хотел и чем ему было необходимо длявосстановления разоренного родового имения. Недавно получил письмо от жены,которая извещала своего князя, что по-прежнему живет набегами на имениясоседей, мелких, обедневших шляхтичей, но у них взять уже больше нечего,поэтому остается надеяться только на баснословную добычу, которая придет же изМосковии когда-нибудь!
Князь Роман вполне отдавал себе отчет, что баснословнойдобычи уже не будет. С помощью Марины он надеялся заполучить хотя бы что-то… ивот этот Заруцкий встал поперек дороги!
Мало того… убедившись, что толпа крепко испугана егояростью, Заруцкий подхватил с земли полубесчувственную женщину, смелоповернулся спиной к оставшимся и, метнув через плечо последний предостерегающийвзгляд, пошел к дому, в котором жила Марина.
Рожинский бессильно смотрел вслед. Все, что он мог сейчас,это смириться с тем, что Марину у него отняли. Но, если он правильно понял,Заруцкий не скоро вернется к своим казакам. Сейчас самое время внести в их рядытолику смятения. Донцы и так уже бурлят: кто хочет присоединиться к Сигизмунду,кто – уйти в Калугу, к Димитрию. Этого последнего допустить нельзя ни в коемслучае. Вес Рожинского в глазах короля возрастет неизмеримо, если он приведетпод знамена Речи Посполитой казацкую вольницу. Это трудно – но не невозможно.Надо заняться этим сейчас же, поговорить со старшинами, с сотниками. А Марина…
Мариной он займется утром!
Разумеется, ни Марина, ни Заруцкий не знали об этих замыслахРожинского. Да им было не до князя Романа! Им вообще ни до кого не было сейчасдела.
Когда Заруцкий, едва не вышибив ногой дверь, вошел в дом, кним бросилась перепуганная, заспанная Барбара. Марине нынче удалось сбежать издому одной, в непотребном виде, только потому, что ее преданная подругазаснула, сморенная многодневной усталостью и тревогой за госпожу, а сейчастолком не проснувшаяся Барбара была сама не своя от страха.
Увидев рыдающую, полуодетую, мокрую от растаявшего снегаМарину на руках Заруцкого, Барбара на миг вовсе ополоумела и кинулась на казакас кулаками, пытаясь отбить свою госпожу. Но Иван Мартынович не выпустил бы изрук драгоценную добычу, даже если бы Барбара кликнула себе на помощь ватагуразъяренных медведей-шатунов. Он лишь повел локтем – и дородная гофмейстерина неуклюжеотлетела в угол.
– Отпусти ее, пшеклентный козак! [70] – завопилаБарбара не своим голосом, проворно, словно ванька-встанька, вскакивая и сновабросаясь на атамана. – Что ты хочешь с ней сделать?!
Заруцкий только зыркнул на нее через плечо – и захлопнул засобой дверь. Затем послышался грохот задвигаемого засова, и Барбара налетелавсем телом на непоколебимую преграду.
Припала к двери, пытаясь различить, что происходит за ней,но услышать ничего не могла.
Постояла, унимая всполошенное сердце и беспомощно тискаяруки. Постепенно сквозь сумятицу страхов пробилась одна трезвая мысль, другая…
Барбара тяжело вздохнула и вдруг, неожиданно даже для самойсебя, перекрестила дверь.
Кто знает, быть может, то, что там сейчас произойдет или ужепроисходит, – именно то, что нужно панне Марианне!
А между тем в спальне Марины долгое время ничего особенногоне происходило, кроме того, что Заруцкий сидел на кровати, держа на коленяхМарину, а та отчаянно рыдала, уткнувшись ему в плечо. Марина была так мала ихуда, что атаману казалось, будто на коленях у него сидит маленькая девочка,почти ребенок. Он и гладил-то ее по растрепанной, влажной от снега голове,словно ребенка, изнемогая от жалости и нежности и чувствуя себя так, словнонамеревался обидеть дитя или совершить некое святотатство. Наверное, надо былоуйти прочь, но Заруцкий, прикипевший к этому таинственному, теплому существу, котороевздрагивало под его руками, как маленькая птичка, зажатая в ладонь, понимал,что не сможет уйти. Он сдерживал себя, сдерживал из последних сил, зная: вотсейчас набросится на царицу и возьмет ее. Она станет сопротивляться – онвозьмет ее силой. Она начнет кричать – он задавит ее крик ладонью, станетгрозить местью – убьет ее, только чтобы дать наконец исход этому сжигающему егопламени.