Нет. Ничего подобного он не сказал, - вспомнила она. - И даже, если бы сказал... Это был лишь сон. Мёртв...

Внезапно её охватила ярость на саму себя. - Ей ведь никогда даже в голову не приходило, что он может умереть! Он столько раз говорил об опасности для неё! Но никогда об

опасности для него самого! Он был неуязвим в её понимании. О богиня, если бы она знала, что он настолько человек, что может умереть, она была бы к нему терпимее... Может быть она даже постаралась бы простить его побыстрей. Если не простить, то понять, посмотреть на ситуацию с его точки зрения... - сожаления о том, что уже не поправить, клубком шипящих змей копошились в её голове, причиняя невыносимую боль своими ядовитыми укусами.

- Стоп! А вдруг это просто очередная надутая выдумка жадных до сенсаций бессовестных журналюг! - в очередной раз ухватилась Элизабет за соломинку надежды.

Она схватила коммустр, и судорожно тыкая в кнопки, набрала номер Эдварда Марано.

Гудок. Ещё один гудок. Ещё один гудок. И ещё один гудок...

На пятом гудке нервы её не выдержали. Она судорожно вздохнула и сбросила вызов.

Следующим её порывом было позвонить префекту полиции, но в последний момент она передумала и позвонила Лесли. К её облегчению, подруга ответила мгновенно.

- Неужели Крис уже утомил тебя своей заботой? - ухмыльнулась та. - Этот может! Ну, ну держись подруга, я скоро буду!

- Лес, это правда? - всхлипнула Лиз.

И этот первый всхлип, словно первая капля долго копившего силы ливня, обрушил последний оплот её надежды. Горькие слёзы хлынули нескончаемым потоком. -Пожалуйста, скажи мне, что это НЕ ПРАВДА?! - прорыдала она срывающимся голосом.

- Лиз, что не правда? - не сразу поняла Лесли.

- Цветы. Могила. Марано. - сквозь всхлипы простонала Элизабет.

- Лиз. - Лесли тяжело вздохнула.

- Скажи, что это не правда! - потребовала девушка.

- Ох, Лиз. - Лесли вздохнула еще более тяжело, чем в прошлый раз.

Вопль, сдерживаемый всё это время, вырвался наружу. Элизабет закричала от боли, захрипела от безысходности и захлебнулась горем.

Лесли что-то продолжала говорить ей в трубку. Но девушка уже не слышала её.

«А я, кажется, так и ни разу и не назвала его по имени. Ни разу! - всхлипнула она. - А теперь уже поздно! Слишком поздно!»

Поздно... Слишком поздно... Непоправимо поздно...

Продолжало набатом звучать в её ушах, хотя она уже давно не произносила ни звука.

Свернувшись калачиком и обхватив колени в замок рук, она беззвучно рыдала, горько оплакивая совсем ещё недавно проклинаемого ею королевского прокурора.

Гейл плотно закрыл дверь своей комнаты и щёлкнул замком. И, тем не менее, он по -прежнему не чувствовал себя в безопасности.

Нажав на ручку, молодой человек несколько раз толкнул дверь, чтобы убедиться, что она действительно надёжно закрыта на замок.

Дверь оказалась надёжно закрыта.

Однако теперь уже сама дверь, казалась, ему недостаточной преградой.

Он окинул отведенную ему дедом комнату озадаченным взглядом. Взгляд зацепился за тяжеленный дубовый шкаф.

Забаррикадировать этой тяжеленной штуковиной вход, оказалось не самой простой задачей, но израсходовав почти четверть своего магического резерва - он всё же справился.

Закончив со входом в комнату, он принялся за окна и балконную дверь. Сначала он проверил, чтобы все они были плотно закрыты. После чего заговорил их, сделав неприступными для физического вторжения.

Разумеется, можно было бы и дверь заблокировать магически, но дед, наверняка бы, почувствовал магию и именно поэтому вполне мог заинтересоваться тем, что происходит за закрытыми дверями. По этой причине Гейл предпочёл шкаф.

Убедившись в том, что с точки зрения физического проникновения его комната - теперь неприступная крепость, Гейл сплёл несколько слоёв защиты, сделав пол, потолок, стены, окна и вход в комнату столь же непробиваемыми для проникновения чужой магии, как и бетонная стена толщиной в десять метров для физического проникновения. Проделав все это, молодой человек достал из кармана пакетик с «третьим глазом», высыпал часть его порошкообразного содержимого на заранее приготовленный лист бумаги и начал вдыхать...

Сила, как и всегда после приёма наркотика, забурлила в нём почти мгновенно. Она обжигающей лавой разлилась по венам, мгновенно доведя до кипения его кровь и обострив до предела все его чувства.

Наследник рода Марадебулье достал из ножен родовой аутэм[1] и полоснул им по запястью левой руки. Затем он обмакнул палец правой руки в свою кровь, после чего начертал им на полу три руны: Треба[2], Крада[3], Чернобог[4].

Дорисовав руны, молодой человек заключил их в круг, состоящий из восемнадцати свечей, по одной для каждой руны алфавита Богов. Как только все до единой свечи заиграли язычками пламени, Гейл опустился на колени в ногах у рун, но за пределом мерцающего круга, созданного им из свечей, и приступил к ритуалу вызова дасу.

Достав из кармана ещё один пакетик «третьего глаза», он развеял наркотик над руной Чернобога, которая как он знал, всего через несколько минут станет вратами, через которые в этот мир войдёт призванный им дасу.

Принимать «третий глаз» перед ритуалом - Гейл начал после того как не удалась его первая попытка призыва дасу. Он всё сделал правильно, но вот сил, чтобы вытянуть дасу из нави протянув его через защитные рубежи яви - у него не хватило. В следующий раз, благодаря «третьему глазу» с тем, чтобы вытянуть дасу из нави проблем не возникло, вот только дасу, которого они приманил - оказался мелкокалиберным. А Г ейлу нужна была поддержка могущественного дасу. Поэтому в следующий раз, он попробовал приманить дасу уже не просто на свою кровь, а на свою кровь, пропитанную «третьим глазом».

Гейл понимал, что связываться с дасу было опасно. А связываться с могущественным дасу - опасно втройне.

Однако с момента разговора с дедом прошло уже семь дней, а старый проходимец, слишком занятый политическими интригами при дворе, и думать забыл о том, что пообещал отомстить за внука.

Гейл же забыть не мог. Ему снова и снова снилось, что он снова учащийся лицея. Хилый, болезненный мальчик - зубрила и зануда, над которым так любят потешаться все кому не лень. И если бы только потешаться...

Если бы не Рейн, то жизнь Г ейла в лицее, да и вообще по жизни, наверняка была бы кромешным адом. Однако старший брат никогда и никому не давал в обиду младшего.

Сны, которые ему снились, не были кошмарами, в общепринятом смысле этого слова -это были скорее сновидения -напоминания. Напоминания о злоключениях, провалах и неудачах, случившихся в его жизни.

И самым горьким и болезненным провалом - было то, что он так и не отомстил за своего брата. Брата, который, случись ситуация наоборот, обязательно нашёл бы способ отомстить за него. Невыносимое чувство вины огромным неподъёмным грузом лежало на душе Гейла, лишая его покоя.