Ну, ничего. Главное – все получилось. И верховодом стал, и дворянчиков, которым Ухорез продался, под себя прогнул. Последнее даже легче получилось. То, что этот Тихоня – несмотря на все свои бойцовские навыки – тонкокожий сопляк, Стю понял уже давно. Наслушался их разговоров с Гололобым. «Свое место», «свой Путь», «Сияющая тропа»… Чушь собачья, детский лепет. Этот Гололобый, братец его, двинутый монах, ему всякую белиберду задвигает, а тот кушает за милую душу. Переживает, мать его, что людей погубил… Проще надо быть! Ну, сорвался за жирным кушем; ну, не подфартило. Скажи спасибо, что живой остался, а не слезы размазывай… Те, кто погиб, – они сами виноваты. Каждый отвечает только за себя, вот так!.. Размяк Полуночный Егерь, вот и попался на крючок.

Стю не удержался, усмехнулся. Хорошо быть умным! Эти дворянчики себя гениями считают, а на самом-то деле… Вон он, стоит себе, голову опустив, думает о чем-то, мучается своими раздумьями. Ну, думай, думай, дело полезное…

Цыпа, сопя, ворочал шестом, плот быстро летел вдоль каменистого берега. И все рос и рос высоченный валун, на вершине которого горели два алых глаза таинственного Крикуна. И все четче вырисовывались чудовищные его очертания. Нет, он не был похож на птицу, как первоначально предположил Стю. Он скорее напоминал… человека. Вернее, великана… закутанного в длиннополый плащ. Хотя, может быть, «плащом» казались сложенные крылья? Все-таки еще многое скрывал этот проклятый, до смерти надоевший серый туман Тухлой Топи…

Вскоре открылось путешественникам свободное место между прибрежных камней – удобное, чтобы пристать и высадиться. Одноглазый мысленно закричал «ура», а вслух только небрежно вымолвил, обращаясь к Цыпе:

– Во-он туда правь!

– Не обманул Крикуша! – умильно проговорил Тони Бельмо, задрав голову к темневшему на вершине валуна «великану в плаще», ровно светившему алыми глазами. – Привел куда надо!

– Ну что, Гололобый? – осведомился Стю. – Кто прав-то оказался? За кем идти надо было? За человеком или за Тварью?

– Это каждый решает сам, – спокойно ответил Гололобый, который уже закончил накладывать повязку Мартину и теперь что-то такое мудровал над перевязанной раной, шепча непонятные слова, делая какие-то пассы руками. Надо же, и не жаль ему ману тратить на этого полудохлого неудачника.

– Эй, Тихоня! А ты как думаешь? – не спуская на всякий случай взгляда с Ухореза, поинтересовался Стю.

Тихоня по обыкновению своему промолчал.

«Нечего сказать, – подумал Одноглазый. – Уел я его, конечно…»

Он обернулся к Тихоне, готовясь увидеть его понурившимся, униженным, посрамленным…

И обалдел.

Дворянчик Тихоня, никакой не понурившийся и не посрамленный, а твердый и уверенный, стоял расставив ноги, держа в руках арбалет, стрела в котором – та самая, заряженная магией стрела, по древку которой бежали голубые искорки, – была нацелена вверх, прямо на позволившего людям приблизиться к нему Крикуна.

– Сдурел?! – воскликнул Стю.

– Не надо! – воскликнул Тони.

Тихоня нажал спусковой крючок.

Коротко взвизгнули блоки, сухо тренькнула тетива. Стрела рванулась к цели, оставляя за собой быстро тающий голубой след…

…И полыхнула в туманном небе громадным сияющим шаром! Вспышка, на мгновение осветившая все вокруг, выхватила из туманной мути громадную фигуру Крикуна, явила людям истинное его обличье.

Тварь не была похожа ни на птицу, ни на человека. Больше всего она напоминала морскую медузу: мощное вытянутое туловище, внизу переходящее в извивающиеся лохмотья щупалец, венчала непропорционально малая головка, на которой между двух красных глаз темнел длинный загнутый клюв.

Стрела ударила Крикуна как раз под клюв – вонзилась и целиком утонула в плоти, такая крохотная по сравнению с размерами твари, как иголка! Но от того места, куда она вошла, тут же побежали по всему гигантскому телу багровые прожилки – будто трещинки. Тварь на мгновение замерла, словно окаменела и вот-вот рассыплется на мелкие осколки…

Но этого не произошло, не рассыпалась тварь. Крикун судорожно поджал щупальца и, упруго распрямив их, сорвался с вершины валуна… И заметался над Мертвым Омутом, словно громадный воздушный змей, с трудом удерживаемый под натиском урагана на веревке.

– Что ты наделал… – простонал Стю.

Тони же, видимо, пораженный устрашающим обликом своего «Крикуши», не вымолвил ни слова. Как, впрочем, и все остальные.

И тогда мечущаяся над черной водой тварь начала кричать.

Эти крики очень отличались от тех, которые она издавала раньше. Если вначале вопли Крикуна просто оглушали, тираня барабанные перепонки до острого зуда, то теперь они проникали дальше, в самую голову, обжигая ее содержимое, заставляя его вскипать.

– Закрывайте уши! – прорвалось восклицание Эвина в паузу между криками подбитой твари.

– Чем?! – взвизгнул Тони, у которого из носа до губ протянулась дорожка темной крови.

– Чем угодно! Рвите одежду!

Все, кто был на плоту, поспешили последовать этому совету. Все, кроме Цыпы Рви-Пополам. Он стоял с шестом в руках, чуть склонив огромную башку набок, приоткрыв рот. Словно вопли Крикуна не причиняли ему никакого неудобства. Словно – наоборот – он еще и старался вслушаться в них, будто знал, что в них есть нечто для него очень важное.

А тварь, комкаными и дергаными рывками металась над Мертвым Омутом, закладывая непредсказуемо причудливые виражи, то ныряла в плотные слои тумана наверху, то опрокидывалась к самой воде. Время от времени она прекращала кричать, застывая в воздухе, трепеща только своими щупальцами понизу, как рваным подолом, развеваемым ветром… Но через несколько секунд снова бросалась в судорожный полет, как в сумасшедший танец. И снова начинала кричать.

Эвин, чью голову уже плотно охватывали полосы разорванной рубахи, хоть как-то приглушавшие вопли Крикуна, выхватил из рук Цыпы шест, в несколько сильных толчков довел плот до берега. Первым спрыгнул на хрустнувшую под его ногами крупную мокрую гальку. И обернулся, почуяв что-то далеко позади.

Стю, Рамси и Тони, беспрестанно морщась от хлещущих сверху криков, лишь немного смягчаемых повязками, выталкивали с плота Цыпу, на бычьей шее которого висела тяжеленная чудо-сумка. Цыпа не сопротивлялся, но и не повиновался. Шагал вперед только тогда, когда пинок или затрещина от товарищей оказывались наиболее ощутимыми. Эдгард помогал выбраться на сушу Мартину. Эдгард же и заметил первым, как насторожился Эвин.

И тут же обернулся туда, куда внимательно вглядывался его брат.

Далеко-далеко, верно, в самом центре Мертвого Омута, черная вода заволновалась. И один за другим стали подниматься из нее Сосущие.

Эвин махнул рукой, заставляя компаньонов еще поторопиться. Тони закрутил головой, чтобы выяснить причину дополнительной спешки. И, выяснив, страшно побледнел и отвесил Цыпе оплеуху такой силы, что тот встряхнулся наконец и зашагал вперед уже самостоятельно.