До сего момента Тревор Митчелл никогда даже не притрагивалсяко мне, не говоря уже о том, чтобы целоваться, за исключением того случая,когда он укусил меня в детском саду. Мне всегда казалось, что если я к немусунусь, то могу рассчитывать разве что на удар по башке — и тут такое! Перебралон, что ли? Или это у него шутки такие? Но, судя по тому, как его губыкоснулись моих, мне показалось, что поцелуй доставил удовольствие нам обоим.

Я не знала, что и думать, а Тревор тем временем потащил меняк задней двери, мимо одуревшей парочки, обжимавшейся на ступеньках, мимомусорных бачков и фонтана, под высокие деревья и в темноту.

— Ты боишься темноты, девочка-чудовище?

Свет почти не пробивался сквозь густую листву, так что мнетрудно было разглядеть даже красные полоски на его свитере.

— Нет, она мне очень даже нравится.

Он прижал меня к стволу дерева и принялся целоватьпо-настоящему. Его руки шарили повсюду, и по мне, и по дереву.

— Мне всегда хотелось поцеловать вампира, —выдохнул он.

— А мне — неандертальца.

Он рассмеялся и продолжил целовать меня.

— Следует ли из этого, что мы с тобой теперьгуляем? — спросила я, основательно запыхавшись к этому времени.

— Что?

— Ну, например, в школе? Мы будем держаться за руки напеременах, сидеть вместе за ланчем, ходить по выходным в кино?

— Ага, что-то в этом роде.

— Значит, мы гуляем.

— Ага.

Он рассмеялся.

— Ты можешь любоваться тем, как я играю в футбол, я —тем, как ты превращаешься в летучую мышь. — Он начал тихонько покусыватьменя в шею. — Ручаюсь, тебе это нравится. Правда, девочка-чудовище?

Сердце у меня упало. Конечно, на самом деле я вовсе негорела желанием стать подружкой Тревора. Это ведь не то, как если бы он былМарсом, а я Венерой. Мы с ним были из разных Вселенных! По большому счету онмне даже не нравился. Я знала, зачем он вывел меня сюда, знала, что он хочетсделать, и знала, кому он расскажет, и, наконец, то, что он задумал выигратьдесять долларов у своих приятелей за то, что трахнет готическую цыпочку. Знала,но надеялась, что он докажет, что я ошибаюсь. Вместо этого он доказывал, что ячертовски права. Пора было переходить к делу.

— Хочешь знать, почему я не ношу белого? Хочешьполетать со мной?

— Ага.

Он улыбнулся, вроде как слегка удивившись, но с явнымвожделением.

— Держу пари, что летаешь ты классно, как и положеновампирам.

Я потащила его за забор, в рощу. Ведь в темноте я виделакуда лучше, чем он. Привычка к ночным вылазкам сделала свое дело, ночное зрениеу меня пусть и не как у кошки, но близко к тому. Под луной, указывавшей путь,мне было совсем не страшно, а когда я подняла голову, то увидела над кронаминескольких летучих мышей. До сих пор в нашем Занудвилле мне никакие летучиемыши не попадались. Правда, с другой стороны, не больно-то я шастала повечеринкам.

— Я ничего не вижу, — сказал Тревор и отбросилветку, зацепившую его волосы.

Пока мы шли, он беспрестанно размахивал руками, как будто откого-то отбиваясь. Одни, подвыпив, начинают задираться, другие слюнираспускают, Тревор же, как видно, начал трусить, что отнюдь не добавляло емупривлекательности.

— Давай остановимся здесь, — сказал он.

— Нет, немного подальше, — сказал я, следуя залетучими мышами, которые летели в глубь леса. — Сегодня мой шестнадцатыйдень рождения. Я хочу, чтобы это была незабываемая ночь! Нам нужно полноеуединение.

— Здесь полным-полно уединения, — буркнул он, шарявокруг и пытаясь поцеловать меня.

— Мы почти пришли, — сказала я, увлекая егодальше.

Огни дома уже были не видны. Мы не могли сделать и парышагов, не наткнувшись на дерево.

— Вот подходящее место! — наконец сказала я.

Он крепко сжал меня, но вовсе не потому, что изнемогал отстрасти, а потому, что изнемогал от страха. Ну не умилительно ли?

Легкий ветерок шелестел в кронах, неся запах осенней листвы.Я слышала писк летучих мышей, круживших высоко над головой. Полная лунаосвещала их крылья. Все это было бы чертовски романтично, будь со мнойнастоящий кавалер.

Тревор в темноте ничего не видел, потому пытался возмещатьнехватку зрения руками и губами. Он исцеловал все мое лицо, добрался руками домоих ягодиц, и даже в кромешной тьме ему не потребовалось много времени, чтобынащупать пуговицы на моей блузке.

— Нет, ты первый, — сказала я ему.

Я пустила в ход всю свою сноровку и подняла его свитер. Подним оказалась футболка с V-образным вырезом, а под ней еще и нижняя майка.

«На все это уйдет уйма времени», — подумала я ипотрогала его голую грудь.

Почему бы и нет? Она же находилась прямо передо мной. Грудьбыла мягкой, гладкой и мускулистой.

Тревор привлек меня ближе, моя черная кружевная блузка изискусственного шелка коснулась его обнаженного торса.

— Я очень хочу тебя, бэби, — прошептал он,прижимаясь так, чтобы я ощутила его напрягшуюся штуковину.

— Я тоже, бэби.

Я вздохнула, закатывая глаза, медленно уложила его навлажную землю, а потом стянула с него мокасины и носки. Все остальное онпроворно сбросил сам. Тревор лежал абсолютно голый, чуть приподнявшись налоктях, а я разглядывала его в свете луны, смакуя этот момент. Скольких девицэтот мистер Красавчик укладывал под дерево и бросал уже на следующий день? Я непервая и не последняя. Просто со мной этот номер не пройдет.

— Поторопись. Иди сюда, — позвал он. — Язамерз.

— Подожди минутку. Не хочу, чтобы ты видел, как яраздеваюсь.

— Я вообще ничего не вижу. Мне и собственных рук неразглядеть.

— Ладно, я сейчас.

Я держала в руках все шмотки Тревора Митчелла. Его свитер,футболку, майку, брюки цвета хаки, носки, мокасины и трусы. Все, в чем он был.У него ничего не осталось. И что было девушке со всем этим делать?

Девушка бросилась наутек. Я припустила со всех ног так, какне бегала никогда в жизни, рванула так, словно сутки напролет проводила набеговой дорожке. Попадись я на глаза мистеру Харрису, он наверняка включил быменя в состав легкоатлетической команды.

Летучие мыши, словно подстроившись под мои движения, тожепокинули место происшествия. Я быстро добежала до дома с охапкой одежды Треворав руках.

Пижоны, выпивавшие на заднем крыльце, были поглощены своейболтовней. Никто не заметил, как я опустошила мусорный мешок, наполовинунаполненный банками из-под пива, и набила его барахлом Тревора.