— Как же, сейчас. Неужели ты думаешь, что я попадусь натакой старый фокус, — отозвал­ся я.

Я вприпрыжку бежал задом наперед. Не хотел поворачиваться кней спиной, зная, что она станет бросаться в меня снежками.

— Джордан! Я серьезно! — заорала она. — Стой!

Бац!

Я куда-то провалился и очнулся уже в сугробе.

— Тьфу ты! — с досадой буркнул я, еще не до конца придя всебя после падения.

«Только не паниковать!» — приказал я себе. И для началаогляделся.

Оказалось, что я упал в какую-то глубокую расселину.

Окруженный узкими стенами голубоватого льда, я сидел всугробе и дрожал от холода.

Я поднялся и посмотрел вверх. Глубина расселины была поменьшей мере футов двадцать. В отчаянии я стал руками искать выемки в ледя­ныхстенах. Ухватившись за выступ на скале, я попытался подтянуться, чтобывскарабкаться наверх.

Я поднялся на пару футов. Вдруг моя рука соскользнула, и яопять свалился на дно. Я сделал еще одну попытку. Но лед был такой скользкий!

Как же мне выбраться отсюда?

Где папа и Николь? Приложив к лицу рука­вицы, я пыталсясогреть щеки. Почему они не идут меня выручать? Я же здесь замерзну!

Над ямой расселины показалось лицо Николь. Никогда я в жизнине был так рад ее видеть!

— Джордан, как ты там?

— Вытащите меня отсюда! — закричал я.

— Не волнуйся, — успокоила она меня. — Папа уже идет.

Я прислонился к стене. Солнечный свет не проникал на днорасселины. Пальцы на ногах я уже не чувствовал. Они просто окоченели! Я начал прыгатьна месте, чтобы согреться.

Через несколько минут послышался папин голос:

— Джордан, ты не ушибся?

— Нет, папа, — крикнул я.

Папа, Николь и Артур смотрели на меня сверху.

— Артур сейчас спустит веревку, — сообщил папа. — Держись занее, и мы тебя вытащим.

Я отступил в сторону, пока Артур спускал веревку с узлами врасселину. Я схватился за нее руками в рукавицах.

Поднимаю! — прокричал Артур.

Папа и Артур потянули за веревку. Я повис над расселиной,пытаясь ногами нащупать опору на ледяной стене. Веревка выскальзы­вала из рук.Я ухватился за нее еще крепче.

Держись, Джордан! — крикнул папа.

Они снова начали тянуть. Я до боли в руках вцепился вверевку. Наверху сильно дернули.

—А-а-а! — закричал я. — Осторожней!

Вскоре папа с Артуром подняли меня до верха расселины.

Но я не мог им помочь — мои подошвы скользили по ледянойстене. Тогда папа и Ар­тур взяли меня под руки с обеих сторон и вытащили изямы.

Я совсем обессилел и лег на снег. Папа ощупал мои руки иноги, чтобы убедиться, что у меня нет растяжений и переломов.

С тобой точно все в порядке? — спросил он.

Я кивнул.

Не стоило оставлять детей без присмотра, — ворчал Артур. —Снег не такой твердый, как кажется. Если бы мы не видели, где ты упал, мы бытебя никогда не нашли.

Мы должны быть более осторожны,— со­гласился папа. — Я хочу,чтобы вы оба шли рядом с санями.

Он перегнулся через край расселины и сделал снимок.

Я поднялся и отряхнул штаны от снега.

Уж теперь-то я буду смотреть в оба, — пообещал я.

Ну, вот и отлично! — сказал папа.

Пора двигаться дальше, — сказал Артур.

Мы снова пошли по снегу. Я всего лишь разок толкнул Николь,и она толкнула меня в ответ. Но вообще-то мы стали вести себя намного тише.Никому из нас не хотелось замерзнуть на дне какого-нибудь снежного колодца.

По пути папа фотографировал все подряд.

Далеко еще до хижины? — спросил он у Артура.

Еще пара миль, — ответил тот и показал на гряду высоких горвдалеке. — Видите покрытые снегом  горы милях в десяти отсюда? Это то место,где в последний раз видели монстра.

«Снежного человека видели возле этой снеж­ной гряды, — думаля. — Где же он сейчас? Видит ли он, что мы идем? Может быть, он притаилсягде-то рядом и наблюдает за нами?»

Всю дорогу я глаз не сводил с заснеженных гор. Когда мыприблизились, они оказались выше, чем нам представлялось издалека. На скалистыхсклонах росли сосны, кое-где лежали большие валуны.

Примерно через час на расстоянии мили от нас появилоськрохотное бурое пятнышко.

— Это — заброшенная охотничья хижина, здесь мы остановимсяна ночлег, — пояснил папа. Он потер руки в перчатках одну о другую и добавил: —Как хорошо посидеть у огня.

Я тоже похлопал рукавицами, чтобы согреть руки.

— Скорей бы! — вздохнул я. — Сейчас, на­верно, минус дветысячи градусов!

— На самом деле не больше минус двадцати пяти, — не упустиласлучая блеснуть эрудици­ей Николь. — Это нормальная температура для этогорегиона в это время года.

— Спасибо нашим синоптикам, — пошутил я — А теперь — оспорте. Артур?

Артур почесал бороду. Я решил, что он не понял шутки. Оннемного отстал от нас, что­бы укрепить поклажу в задней части саней. Папаповернулся и сфотографировал его.

Когда мы доберемся до хижины, я сделаю несколько снимковландшафта. Потом наверно, сниму и саму хижину. А потом — все на боковую. Завтрау нас будет тяжелый день.

Когда мы подошли к хижине, было уже восемь часов вечера.

Очень долго добирались, — проворчал Артур. — Из города мывышли после обеда. Дорога должна была занять не больше пяти часов. Ребятапопали в историю, и это нас задержало.

Папа, отойдя на несколько шагов, снимал Артура, пока тотговорил.

Мистер Блейк, вы меня слышите? — недовольно спросил Артур. —Хватит меня фотографировать!

Что? — переспросил папа. Он опустил камеру, и она повисла унего на шее. — Ах, да — дети. Они, наверное, проголодались.

Я осмотрел хижину. Это не заняло много времени. Внутрималенькой деревянной лачу­ги не было ничего, кроме печки-буржуйки и парыпровалившихся раскладушек.

А почему в хижине так мало вещей? — спросила Николь.

Охотники здесь больше не останавливают­ся, — объяснил Артур.— Они боятся монстра.

Мне не понравилось то, что я услышал. Я посмотрел на Николь.Она отвела глаза.

Артур оставил собак в пристройке снаружи. Пристройкапредставляла собой сарай, примы­кавший к задней стене хижины.