– Какая эксцентричная подробность, –отозвался племянник цинично, с сарказмом. – А я-то думал, что ее укусилазмея.

– Ты полный идиот, Генри! Ты знаешьисторию хуже, чем египетский погонщик верблюдов. Перед тем как остановить свойвыбор на змее, Клеопатра перепробовала сотни ядов.

Он обернулся и холодно взглянул на племянника,который дотронулся до бюста Клеопатры, небрежно проводя пальцами по мраморномуносу и глазам.

– Ладно, я думаю, это не меняет дела. А монеты?Неужели ты собираешься отдать их Британскому музею?

Лоуренс присел на походный стульчик и обмакнулперо. На чем он остановился? Невозможно сосредоточиться, когда отвлекают.

– Тебя интересуют только деньги? –холодно спросил он. – А на что они тебе? Все равно ты спустишь их заигорным столом. – Он посмотрел на племянника. Когда с этого красивого лицастерся отблеск юношеского огня? Когда самовлюбленность ожесточила черты исостарила его, когда оно стало таким безнадежно скучным? – Чем больше ятебе даю, тем больше ты проигрываешь. Ради бога, возвращайся в Лондон. К своейлюбовнице или к подружкам из мюзик-холла. Главное, убирайся отсюда.

Снаружи донесся отрывистый резкий звук – соскрежетом затормозила на песчаной дороге еще одна машина. В пещеру вошелтемнокожий слуга в испачканной глиной одежде. В руках у него был поднос сзавтраком. За ним следом вошел Самир.

– Я больше не могу их сдерживать,Лоуренс, – сказал помощник. Легким, изящным жестом он приказал слугепоставить поднос на край переносного столика– Сюда приехали люди из британскогопосольства, Лоуренс. И, похоже, все репортеры из Александрии и Каира Боюсь,снаружи собралась целая толпа.

Лоуренс смотрел на серебряные тарелки, накитайские чашечки. Он не хотел есть. Он хотел только одного: чтобы его оставилинаедине с сокровищами.

– Продержи их снаружи подольше, Самир.Отвоюй мне еще несколько часов, чтобы я мог повозиться с этими свитками. Самир,его история так: печальна, так мучительна!

– Постараюсь. Но тебе надо позавтракать,Лоуренс. Ты страшно утомлен. Тебе необходимо освежиться и отдохнуть.

– Самир, я никогда не чувствовал себятаким бодрым. Продержи их снаружи до полудня. Да, и уведи отсюда Генри. Генри,иди с Самиром. Он даст тебе что-нибудь поесть.

– Пойдемте со мной, сэр,пожалуйста, – быстро проговорил Самир.

– Мне нужно поговорить с дядей наедине.

Лоуренс заглянул в свой дневник, а потом вразвернутый свиток, лежавший на столе прямо за тетрадью. Царь рассказывал освоей печали и о том, как он уехал сюда для тайных исследований, подальше отмавзолея Клеопатры в Александрии и от Долины царей.

– Дядя, – ледяным тоном произнесГенри. – Я с превеликим удовольствием вернусь в Лондон – если ты найдешьминутку, чтобы подписать…

Лоуренсу не хотелось отрываться от папируса.Может быть, ему удастся узнать, где когда-то стоял мавзолей Клеопатры?

– Ну сколько тебе повторять? –проворчал он. – Я не буду подписывать никаких бумаг. Бери свой портфель иубирайся отсюда.

– Дядя, граф хочет получить от тебя ответотносительно Алекса и Джулии. Он больше не может ждать. А что касается бумаг,речь идет всего лишь о двух акциях.

Граф… Алекс и Джулия… Это чудовищно.

– Боже, в эту минуту!

– Дядя, жизнь не остановилась из-затвоего открытия. – Сколько яда в голосе! – От этих акций необходимоизбавиться.

Лоуренс отложил ручку.

– Никакой необходимости в этом я невижу, – сказал он, пристально глядя на Генри. – А что касается брака,я могу ждать вечно. Или до тех пор, пока Джулия сама не решится. Возвращайсядомой и передай эти слова моему доброму приятелю графу Рутерфорду. И скажисвоему отцу, что я больше не продам ни одной фамильной акции. А теперь оставьменя в покое.

Генри стоял как: вкопанный, нервно вцепившисьв портфель, и смотрел на Лоуренса с ожесточением.

– Дядя, ты не понимаешь…

– Позволь мне высказать, что я понимаю, –произнес Лоуренс. – Я понимаю, что ты проиграл целое состояние и что твойотец сделает все, чтобы выплатить твои долги. Даже Клеопатра и ее вечно пьяныйлюбовник Марк Антоний не мечтали о таком богатстве, какое утекло сквозь твоируки. И скажи, на кой черт сдался моей Джулии титул Рутерфордов? Алексу нужнымиллионы Стратфордов – вот в чем истина. Алекс – жалкий титулованныйпопрошайка, как и сам Эллиот. Прости меня бог, но это правда.

– Дядя, благодаря своему титулу Алекс могбы купить любую лондонскую наследницу.

– Почему же он не делает этого?

– Одно твое слово – и настроение Джулииизменится.

– А Эллиот отблагодарит тебя за то, чтоты ловко обтяпал это дельце? С деньгами моей дочери он будет невероятно щедрым.

Генри побелел от гнева.

– Какого черта ты так хлопочешь из-заэтого брака? – язвительно спросил Лоуренс. – Ты унижаешься, потомучто тебе нужны деньги…

Ему показалось, что губы племянникашевельнулись в беззвучном ругательстве.

Лоуренс отвернулся и снова посмотрел на мумию,пытаясь покончить с неприятным разговором, – щупальца лондонской жизни, откоторой он сбежал, дотянулись до него и здесь.

Вот это да! Вся фигура заметно пополнела! Икольцо! Теперь его видно целиком: раздувшийся палец прорвал стягивающие егобинты. Лоуренсу показалось, что он видит цвет здоровой плоти.

– Не сходи с ума, – прошептал онсамому себе.

Тот звук… Снова тот звук. Он попробовалвслушаться, но, сколько ни сосредоточивался, слышнее становился только уличныйшум. Он подошел поближе к телу в саркофаге. Боже, неужели он видит отросшиеволосы сквозь намотанные на голову пелены?

– Как я сочувствую тебе, Генри, –вдруг прошептал он. – Ты не в состоянии оценить подобное открытие: этогодревнего царя, эту тайну.

Кто сказал, что ему нельзя дотрагиваться доостанков? Просто немного отодвинуть в сторону эту истлевшую ткань…

Он вытащил свой перочинный ножик и нетерпеливоподнес его к мумии. Двадцать лет назад он мог бы спокойно разрезать и саму мумию.Тогда ему не приходилось иметь дел с чиновниками. Он мог копаться во всей этойпыли сам по себе.

– На твоем месте я не стал бы это делать,дядя, – вмешался Генри. – Музейные работники в Лондоне встанут науши.

– Я же велел тебе убираться.