– До свидания, дядя Рэндольф. Оннаклонился и поцеловал ее.

– Я люблю тебя, малышка, – прошепталон.

Это удивило его самого. Как и улыбка,осветившая ее лицо. Неужели она поняла, что он хотел ей сказать? «Прости меня,прости за все, малышка».

Наконец-то она одна на мраморной лестнице.Все, кроме Алекса, ушли, и ей очень хотелось, чтобы он тоже ушел. Ей ничегобольше не было нужно – только бы остаться одной в тихом салоне «роллс-ройса»,за стеклянными окошками, которые отрежут ее от шума внешнего мира.

– Послушай меня хоть раз, Джулия, –говорил Алекс, ведя ее вниз по лестнице. – Я говорю от чистого сердца. Ненадо откладывать свадьбу из-за этой трагедии. Я понимаю твои чувства, но теперьты одна во всем доме. Я хочу быть с тобой, заботиться о тебе. Я хочу, чтобы мыстали мужем и женой.

– Алекс, а я не хочу тебяобманывать, – сказала она. – Я пока не могу принимать никакихрешений. Сейчас мне больше, чем когда-либо, нужно время подумать.

Вдруг она поняла, что не может его видеть – онказался таким юным. А она, была ли она сама когда-нибудь юной? Возможно, этотвопрос заставил бы дядю Рэндольфа улыбнуться. Ей двадцать один год. Но Алекс всвои двадцать пять казался ей ребенком. Джулии больно было сознавать, что онане любит его так, как он того заслуживает.

Алекс открыл дверь на улицу, и от яркогосолнечного света стало резать глаза. Джулия опустила вуаль. Репортеров не было,слава богу, никаких репортеров, лишь большой черный автомобиль ждал с открытойдверцей.

– Я не останусь одна, Алекс, –ласково произнесла Джулия. – У меня там есть Рита и Оскар. И Генривозвращается в свою старую комнату – дядя Рэндольф настоял на этом. Так чтонароду будет даже больше, чем нужно.

Генри… Вот уж кого ей совсем не хочетсявидеть! Какая злая ирония в том, что он был последним человеком, которого виделее отец перед смертью.

Когда Генри Стратфорд сошел на берег, егоатаковали журналисты. Испугался ли он проклятия мумии? Видел ли что-нибудьсверхъестественное в той маленькой каменной пещере, где смерть настиглаЛоуренса Стратфорда? Генри молча стоял на таможенном контроле, не обращаявнимания на вспышки фотокамер. С ледяным спокойствием он смотрел на чиновников,которые проверяли его чемоданы. Наконец он смог пройти вперед.

Сердце билось так, что звенело в ушах. Онхотел выпить. Он хотел оказаться в тишине родного дома в Мэйфейре. Он хотелвстретиться со своей любовницей Дейзи. Он хотел чего угодно, кроме тоскливойпоездки с отцом. Забираясь на заднее сиденье «роллса», Генри старательноотводил от Рэндольфа глаза.

Когда длинный, громоздкий автомобиль пробивалсебе путь, чтобы выбраться из пробки, Генри заметил Самира, приветствовавшегогруппу одетых в черное мужчин – очевидно, сотрудников музея. Тело РамзесаВеликого занимало всех гораздо больше, чем тело Лоуренса Стратфорда, которогопо завещанию покойного захоронили без особых церемоний в Египте.

О господи, отец ужасно выглядит! За одну ночьон состарился на десять лет. И волосы растрепаны…

– У тебя есть сигареты? – отрывистоспросил Генри. Рэндольф, не глядя, протянул тонкую сигару и спички.

– Этот брак по-прежнему оченьважен, – пробормотал он так тихо, словно разговаривал сам с собой. –У новобрачной просто не хватит времени думать о делах. А пока я устроил всетак, что ты поживешь вместе с ней. Она не должна оставаться одна.

– О боже, отец, на дворе двадцатый век!Какого черта она не может пожить одна?

Жить в этом доме, рядом с отвратительноймумией, выставленной на всеобщее обозрение в библиотеке? Генри почувствовал,как к горлу подступает тошнота. Он закрыл глаза, раскуривая сигару, ипостарался сосредоточиться на воспоминаниях о любовнице. Перед его мысленнымвзором пронеслась вереница соблазнительных эротических картинок.

– Черт побери, ты будешь делать то, что яговорю! – отрезал отец, но в голосе его не слышалось угрозы. Рэндольфвыглянул в окно. – Ты будешь жить там, и присматривать за ней, и делатьвсе возможное, чтобы она скорее согласилась на этот брак. Постарайся, чтобы онане отдалилась от Алекса Мне кажется, Алекс уже начал ее раздражать.

– Неудивительно. Если бы у Алекса былахоть капля здравого смысла…

– Замужество пойдет ей на пользу. Ивообще, брак: дело хорошее.

– Ну ладно, ладно, хватит об этом!

Дальше ехали в тишине. Пора обедать с Дейзи,потом предстоит длительный отдых в собственной квартире, а потом он сядет заигорный стол у Флинта – если удастся вытянуть у отца хоть немного денег…

– Он ведь не сильно страдал? Генри слегкавздрогнул.

– Что? О чем ты?

– О твоем дяде, – сказал отец, впервый раз посмотрев ему в глаза– О Лоуренсе Стратфорде, который только чтоумер в Египте. Он долго мучился или умер сразу?

– С ним все было нормально, и вдруг черезминуту он уже оказался лежащим на полу. Он умер за считанные секунды. Зачемспрашивать о таких вещах?

– А ты что, такой чувствительный,мерзавец?

– Я ничем не мог помочь ему!

На миг к нему вернулись чувства, которые ониспытал в той тесной запертой клетушке, и даже почувствовался едкий запах ядаГенри явственно вспомнил то существо – ту тварь в футляре для мумий – и своежуткое ощущение, будто оно наблюдает за ним.

– Он был упрямым стариканом, – почтишепотом сказал Рэндольф. – Но я любил его.

– Правда? – Генри резко развернулсяи уставился на отца. – Ты его любил, а он оставил все ей!

– Он очень много дал и нам –давным-давно. Достаточно, более чем достаточно…

– Жалкие крохи по сравнению с тем, чтоунаследовала она!

– Я не желаю говорить об этом.

«Терпение, – подумал Генри. –Терпение. – Он откинулся назад, прижавшись к мягкой серой обивке. –Мне нужно хотя бы сто фунтов. Если буду спорить, ничего не получу».

Дейзи Банкер смотрела сквозь кружевныезанавески, как Генри выходит из кеба. Она жила в просторной квартире надпомещением мюзик-холла, в котором пела с десяти вечера до двух ночи. Пышнотелаязрелая женщина с огромными, вечно сонными голубыми глазами и серебристо-белымиволосами. Голос у Дейзи был так себе, и она об этом знала, но она нравиласьпублике, точно нравилась. Публика ее очень любила.