Джулия прекратила читать. Эликсир, спрятанныйсреди этих ядов? Она поняла, что имел в виду Самир. Газеты ничего нерассказывали об этой маленькой тайне. Очень соблазнительно. Среди ядов спрятанозелье, которое способно подарить вечную жизнь.

– Но кто же мог написать этуфантастическую историю? – прошептала она.

Джулия посмотрела на мраморный бюст Клеопатры.Бессмертие. Почему Клеопатра не стала пить снадобье? «О, похоже, я начинаюверить в эту сказку!» Джулия улыбнулась и перевернула страницу дневника.

Перевод прервался. Отец написал только:

Продолжает описывать, как Клеопатра пробудилаего от полного видений сна, как он обучал ее истории Египта, как он любил ее,наблюдал за тем, как она соблазняет римских вождей – одного за другим…

– Да, – прошептала Джулия. –Сначала Юлия Цезаря, потом Марка Антония. Но почему она отказалась от эликсира?

Дальше следовал новый абзац перевода:

Как мне вынести эту тяжесть? Как мне вытерпетьмуки одиночества? Я не могу умереть. Ее яды не берут меня. Среди них хранитсямой эликсир, так что я могу снова погрузиться в сон, в мечты о других царицах,справедливых и мудрых, которые разделили бы со мной венную жизнь. Но я вижутолько ее лицо. Слышу только ее голос. Клеопатра. Вчера. Завтра. Клеопатра.

Дальше шла латынь. Несколько наспех написанныхстрок на латыни, в которой Джулия была не сильна. Даже с помощью словаря она несмогла бы перевести этот текст. Потом шли несколько строчек на демотическомегипетском, более непонятном, чем латынь. И больше ничего.

Джулия отложила дневник, пытаясь совладать сослезами. Ей казалось, что отец рядом, что он с ней, в этом зале.

Как бы он радовался, как бы смеялся вместе сней над своими каракулями!

И сама таинственная история – потрясающая!

Неужели где-то среди этих ядов спрятанэликсир, дающий бессмертие? Даже если не верить в него – все равно поразительно.Вот бы просто посмотреть на тот самый крошечный серебряный светильник и тотсамый изящный пузырек! Рамзес Великий верил в зелье. Возможно, отец тожеповерил. И она сама, может быть, тоже на минуточку поверила.

Джулия медленно поднялась и подошла к длинномумраморному столу, стоявшему у противоположной стены. Свитки очень уж хрупкие –весь стол усеян крошечными кусочками и трухой папируса. Джулия видела, какрассыпались свитки, когда их вытаскивали из футляров. Она не посмеладотронуться до них. И к тому же она все равно не смогла бы их прочитать.

И кувшины тоже нельзя потрогать. Что, есликапельки яда чуть-чуть пролились? Что, если ядовитые пары отравили воздух?

Внезапно Джулия поймала себя на том, чтосмотрит на свое отражение в зеркале. Она вернулась к письменному столу иразвернула лежавшую на нем газету.

В Лондоне с триумфом шла постановкашекспировской трагедии «Антоний и Клеопатра». Ей бы хотелось сходить на нее сАлексом, но серьезные пьесы всегда нагоняли на Алекса дремоту. Его моглиразвлечь только Гилберт и Салливан[1], но даже у них он начинал клевать носом кконцу третьего акта.

Джулия прочла короткий отзыв о постановке,затем снова встала и взяла с книжной полки над столом томик Плутарха.

Где тут история Клеопатры? Плутарх неудосужился отвести для ее биографии целую главу. Нет конечно же: ее историявставлена в жизнеописание Марка Антония.

Джулия быстро перелистала страницы, которыепомнила очень смутно. Клеопатра была великой царицей и великим политиком – такговорят о подобных личностях в наше время. Она не только соблазнила Юлия Цезаряи Марка Антония – она десятилетиями не позволяла Риму завоевать Египет и вконце концов покончила с собой – когда Антоний погиб от собственной руки, когдаОктавиан Август уже стоял у ее ворот. Падение Египта было неизбежно, но оначуть было не изменила ход истории. Если бы Юлия Цезаря не убили, он мог бысделать Клеопатру императрицей. Если бы Марк Антоний был посильнее, Октавианбыл бы повержен.

Однако даже последние свои дни Клеопатрапрожила победительницей. Октавиан хотел привезти ее в Рим как плененную царицу.Она обманула его. Она перепробовала дюжину ядов на осужденных пленниках, апотом все-таки остановилась на укусе змеи, который и лишил ее жизни. Римскиевоины не смогли помешать ее самоубийству. Октавиан вступил во владение Египтом.Но завладеть Клеопатрой он не сумел.

Джулия закрыла книгу, испытывая странноеблагоговение. Посмотрела на длинный ряд алебастровых кувшинов. Неужели это тесамые яды?

Глядя на таинственный саркофаг с мумией, оназадумалась. Сотни похожих на него Джулия видела здесь и в Каире. Сотни похожихна него она изучала с самого раннего детства.

Но только в этом саркофаге находился человек,объявивший себя бессмертным. Объявивший, что его погребли заживо, что он неумер, а всего лишь спит полным видений сном.

В чем секрет этого сна? В чем секретпробуждения? И этого эликсира?

– Рамзес Проклятый, – прошепталаона– Проснешься ли ты ради меня, как когда-то проснулся ради Клеопатры?Проснешься ли, несмотря на то что твоя царица мертва? Проснешься ли, чтобыподивиться чудесам нового времени?

Ответом была тишина; огромные ласковые глазазолотого царя неподвижно смотрели на нее, инкрустированные золотые руки покойнолежали на груди.

– Это грабеж! – воскликнул Генри, нев силах сдержать гнев. – Эта вещь бесценна.

Он сердито смотрел на маленького человечка законторкой в задней части антикварного магазина. Жалкий маленький воришка изубогого мира грязных стеклянных витрин и монетного хлама, выставленного подвидом драгоценностей.

– Если она настоящая, – неторопливопроизнес человечек. – А если она настоящая, откуда она у вас? Монета стаким превосходным изображением Клеопатры? Понимаете, всем захочется узнать,откуда я ее взял. А вы даже не назвали мне своего имени.

– Да, и не назову.

Задыхаясь от злобы, Генри выхватил монету унего из рук, сунул ее в карман и повернулся к выходу. Отойдя на пару шагов,остановился, натянул перчатки. Сколько он потерял – пятьдесят фунтов? Генри былв ярости. Изо всех сил хлопнув дверью, он вышел на улицу, где завывал ледянойветер.

Долгое время хозяин антикварного магазинасидел неподвижно. Он все еще ощущал тепло монеты, которую так легкомысленноупустил. Подобной ему еще не доводилось видеть. Он прекрасно понимал, что вещьподлинная и что отказ от нее был самым дурацким поступком в его жизни.