16 января на первой полосе «Беллингхем гералд» была опубликована заметка Меган Флойд. В ней говорилось, что Бьянки задержали за кражу и арестовали, вместо того чтобы освободить под залог в 150 000 долларов, который намного превышал стоимость предположительно украденного имущества. Статья предназначалась для того, чтобы потянуть время, пока в лаборатории ФБР изучают улики с места преступления. Но когда ее опубликовали, горожане выдохнули с облегчением, решив, что убийство Карен и Дианы раскрыто.

А Кену Бьянки по-прежнему не верилось, что все происходящее правда. Он совершенно ничего не знал об убийствах – во всяком случае, так он говорил офицерам, которые вели следствие. Впрочем, Бьянки знал, что обнаружены улики, неоспоримо свидетельствующие о его причастности к смерти девушек. Ему дали ознакомиться с обвинительным актом, и Кен нанял адвоката Дина Бретта, который начал готовиться к защите. Однако, по мнению Бьянки, произошла чудовищная ошибка.

– Письма, которые он писал мне в те дни, были просто душераздирающими, – рассказывала Келли Бойд. – Я уже не знала, чему верить. Газеты выставляли Кена преступником. А Кен писал, чтобы я забыла о газетах. Просил, чтобы я попыталась представить, каково это – лишить человека жизни, и уверял, что не в силах понять, как можно такое совершить. Я знала, что он не святой, да он и сам признавал, что порой впадает в ярость, как и все мы, но продолжал твердить о том, насколько тяжело оборвать чью-то жизнь. Мол, на такое злодейство способен только маньяк, и он молится о том, чтобы Господь простил этого человека, кем бы тот ни был.

Кен рассказал, что многие готовы выступить свидетелями защиты и дать показания о моральном облике обвиняемого. Среди них наши друзья, люди, которых я уважаю. Они вовсе не дураки, и Кен был прав: я знала, что он не способен на убийство.

Еще Кен говорил о своей любви к Шону. Я не сомневалась, что риск никогда больше не увидеть сына удержал бы его от убийства. Кен даже упомянул «шерифский резерв»: он давно подумывал выйти оттуда, потому что все время спрашивал себя, сможет ли при необходимости выстрелить в человека, и каждый раз отвечал на этот вопрос отрицательно. Он в течение двух лет спасал людей, работая на «скорой помощи». И уверял, что не сможет жить в ладу с собой, если ему доведется кого-нибудь убить. Кен напоминал мне, как боялся даже случайно сбить на дороге животное; и действительно, когда мы вместе выезжали за город, он всегда бывал предельно внимателен за рулем.

Келли знала о Кене Бьянки слишком много хорошего, чтобы исключить возможность страшной, трагической ошибки. Депрессия, в которую Кен впал в тюрьме, пугала Келли, и она гадала, сумеет ли он продержаться до того момента, когда очевидная оплошность правосудия будет исправлена.

– Помню письмо, в котором он рассказывал, как плохо ему в тюрьме, – говорила Бойд. – Он жаловался на одиночество, называл его «надоедливой тварью», которая постоянно крутится рядом. Говорил, что курит, слушает радио и играет в карты, когда предоставляется возможность.

Почти все время его держали в большой камере предварительного заключения. По его словам, это помещение размерами семь на семь метров, с двумя длинными столами, унитазом без сиденья, раковиной и душем. Там было холодно, сыро, грязно и полутемно. Камера предназначалась для краткого пребывания, и в бюджете округа вечно не хватало средств на ремонт. Я много слышала о проблемах тюрем, но, судя по описаниям Кена, в реальности дело обстояло еще хуже. Для меня это было время таких страданий и чувства беспомощности, с которыми я прежде никогда не сталкивалась.

В глазах всех, кто ему верил, заключение и разлука с близкими превратили Кена Бьянки в человека, достойного сочувствия. Одна молодая женщина была влюблена в него еще со времен их совместной работы в охранной фирме незадолго до его ареста. По словам хозяина Бьянки, сам Кен и устроил ее в агентство, хотя после первой четырехчасовой смены она больше на работе не появлялась. Эта женщина дошла до того, что попыталась состряпать для Кена алиби на вечер преступления. Однако ее заявление даже не стали проверять, и полиция проигнорировала ее усилия вызволить Бьянки.

Впоследствии Бьянки утверждал, что с его стороны никакого романтического увлечения не было, хотя он находил эту особу чрезвычайно привлекательной и ему был приятен ее интерес. Кажется, он рассчитывал, что если отношения с Келли испортятся, то после окончания всей этой истории, когда настоящего убийцу найдут, а его самого освободят, он сможет встречаться с этой женщиной.

А пока что он находил ее письма со словами поддержки весьма утешительными.

Бьянки получал письма и от других людей. Многие посылали ему религиозные сочинения. Большинство тех, кто лично знал Кена, глубоко сочувствовали отчаянию человека, уверенного в собственной невиновности.

Дин Бретт, адвокат Бьянки, был совершенно сбит с толку. Он знакомился со всеми новыми доказательствами, обнаруживаемыми полицией. Ужасающие подробности гибели обеих девушек были досконально реконструированы. Несчастных, очевидно, связали, заткнули им рот, над каждой по очереди надругались, а потом задушили. Адвокат признавал логику в том, что обвинение пало на человека, который видел их последним. Однако непритворная любовь Бьянки к Келли и Шону опровергала эти обвинения. Бретт верил заверениям подопечного о его невиновности и упорно пытался выяснить, кто мог поджидать девушек в засаде, когда они вошли в дом.

Голливуд не верит слезам. Через пару часов головокружительных приключений, запечатленных на цветной пленке и озвученных усовершенствованным в системе Долби стереофоническим аудиорядом, самые тяжкие испытания венчает счастливый конец. Единственное различие между бедными и богатыми заключается в размере бассейнов. Магнетическое очарование этого волшебного места ежегодно притягивает тысячи молодых людей из больших и малых городов страны. Часть из вновь прибывших в Голливуд – красивые девушки и привлекательные мужчины, для которых переезд сюда представляется логичным шагом в карьере, уже отмеченной некоторыми победами. Это те, кто успел блеснуть под гром аплодисментов в любительских спектаклях школьных драмкружков. Даже по выпускным альбомам видно, что эти молодые люди рассчитывают на успех и, одолжив у родичей денег, смело пускаются в путь, в конце которого их наверняка ждут знакомства с миллионерами, слава и контракт на съемки.

Другие отправляются в Голливуд от отчаяния. Они тащатся автостопом или в автобусе через всю страну, по дороге бубня свои унылые истории про разводы, распавшиеся семьи, а то и проще – про опостылевшие метели и пробки, в которых приходится торчать по пути на бесперспективную службу. Для таких эмоциональных калек Голливуд – все равно что Лурд для недужных паломников, жаждущих исцеления.

Реалии столицы американского гламура открываются во всей красе, если прогуляться по Голливудскому бульвару – одной из главных улиц города. Магистраль длиной почти в 20 километров тянется через площадь около 48 квадратных километров, с 1910 года объединяя Голливуд с Лос-Анджелесом. Постоянное население в 170 тысяч многократно увеличивается за счет тех, кто приезжает сюда на день, на неделю, а то и застревает на всю жизнь. Бульвар связывает район многоквартирных и частных жилых домов с торговым кварталом, где рестораны и семейные кинотеатры соперничают за туристские доллары с магазинчиками вроде «Ле секс-шоп», предлагающими порнографическую литературу, фильмы и секс-игрушки.