Он повел их кневысокому зданию гаража. Они поднялись по железной лестнице на второй этаж, вквартиру. Попав внутрь, Петер убедился, что все соответствует описанию, данномуМарией. При мысли о том, что она была заложницей в этом гнусном месте, он сноваощутил глухую ярость. Квартирка над гаражом тоже выглядела так, словно по нейпронесся ураган. Антонино все перевернул вверх дном, ища катушки с записями. Нотак и не нашел того, что искал, подумал Петер, увидев, что потолок в ваннойцел.

— Кажется,это панельный потолок, — заметил он вслух, обращаясь к одному из своихлюдей. — Посмотрим, сумеешь ли ты сдвинуть одну из панелей.

Телохранительвстал на край ванны и принялся выстукивать по потолку костяшками пальцев.

— Тут естьполость, — подтвердил он, сдвинул панель и засунул руку внутрь. — Тутчто-то лежит.

Он вытащилкартонную коробку и протянул ее Петеру. Открыв ее, Петер увидел те самыекатушки с магнитофонными пленками, о которых говорила Мария.

Вечер он провел вгостинице, прослушивая записи, сделанные Мореттой. Теперь ему было известногораздо больше, чем Мария могла бы вообразить. Узнал он и имена сообщниковАнтонино Катании. Но это были всего лишь имена. Он не знал, где их искать.

На руках у негобыла информация, наводившая на него ужас. От нее надо было избавиться как можноскорее. Когда, ближе к рассвету, Петер уснул, последней его сознательной мысльюбыла мысль о Марии. Он обещал ей достать эти записи, чтобы она сама моглаотнести их в полицию, сдержав таким образом обещание, данное подруге. Но он нехотел, чтобы она вновь оказалась замешанной в эту историю. Так, впервые вжизни, Петер решил солгать ей.

Вилла, выстроеннаяв неоклассическом стиле, стояла на склоне невысокого холма над Бонье. Портал изтуфового камня венчал вход в трехэтажное здание, возвышавшееся над бескрайнимивиноградниками. Здесь, под щедрым солнцем Прованса, созревали лучшие местныесорта винограда, предназначенные для тонких вин, умножавших славу семействаОнфлер.

Мистраль никогдараньше не бывал в доме, подобном этому, обставленном великолепной старинноймебелью и увешанном драгоценными полотнами.

Шанталь пригласилаего на выходные.

— Теперь моиродные смогут наконец познакомиться с тобой и убедиться воочию, что тынормальный человек. А то они склонны считать всех, кто не принадлежит к ихкругу, инопланетянами.

Зачарованнымвзглядом Мистраль разглядывал утварь, ковры, серебро, терракотовые скульптуры ихрустальные люстры необыкновенной красоты.

— Этот домпохож на сказку! — воскликнул он.

— Это нашзагородный особняк. Ты еще не видел наш дом в Париже, — небрежно бросилаона.

Мистраль отдалсвой саквояж одному из слуг и последовал за Шанталь во внутренний дворик, чтобыполюбоваться садом, террасами спускающимся вниз по холму и освещеннымпоследними лучами вечерней зари.

— Ведь здесьты выросла, верно? — спросил он, стараясь вообразить, как проходилодетство Шанталь в этом прекрасном доме.

— Я росла вразных местах, — ответила она, — но, конечно, и здесь тоже. Но тольконе зимой, когда дует мистраль. Зимой здесь очень страшно.

— Я знаю.Силу этого ветра я несу в своем имени. И в сердце, — признался он иперевел разговор: — А где же ты жила зимой?

— В Париже,разумеется. В августе мы ездили на море. В декабре — в горы. Ну а кроме того, ямного лет провела в коллеже, в Пиренеях. Жуткая дыра. Но настоящий наш дом,конечно же, здесь. Папа унаследовал его от своего отца, а дедушка от своего, итак далее.

— Понятно, —улыбнулся он, окидывая взглядом долину, представлявшую собой один сплошнойвиноградник.

Тут и там посредизеленого моря возвышались островки крестьянских усадеб. В одной из них, должнобыть, жили Плувены, родственники его матери. Он все еще помнил слова Адели,сказанные ему в детстве: «Когда-нибудь я отвезу тебя в Прованс познакомиться ствоими дядями и тетками». Но они так и не собрались съездить во Францию.Возможно, Адель не захотела вновь увидеть семью, позабывшую о ее существованиис тех самых пор, как она вышла замуж за рыбака из Чезенатико. Эти крестьяне изПрованса были суровыми, непреклонными людьми. Кто знает, может быть, иаристократы, такие, как Шанталь, были на них похожи?

— Тебе такпонравился этот вид? — удивилась девушка, увидев его в глубокойзадумчивости.

— Это ведь имоя земля, — неожиданно объявил Мистраль. — Моя мать родилась здесь.

— Ты что,шутишь?

— Я говорюсовершенно серьезно.

— И поэтомутебя зовут Мистралем?

— Верно. Моюмать зовут Адель Плувен.

— В этихместах живет много Плувенов. Некоторых я знаю. Они у нас арендуют землю уже летсто, а может, даже и больше.

— Это моиродственники, — улыбаясь, подтвердил Мистраль.

— Тебе этокажется забавным? — спросила Шанталь.

— Конечно.Вот бы удивились братья моей матери, если бы узнали, что их племянник вхозяйском доме ведет разговор с глазу на глаз с графиней Онфлер.

— И тыникогда здесь раньше не был?

— У меня этиместа не вызывали особого интереса. По крайней мере, пока ты не появилась намоем горизонте, — признался он, обнимая ее за плечи.

— А чтосказала бы твоя мать, если бы сейчас увидела тебя здесь? — прищурилась оналукаво.

— Моя матьобладает редкостным даром никогда и ничему не удивляться, — сухо ответилМистраль.

Ему не хотелосьговорить об Адели: любовное чувство к матери было так дорого его сердцу, что имневозможно было поделиться ни с кем.

— Значит, тывырос двуязычным, — заметила Шанталь. — Теперь я понимаю, откуда утебя этот деревенский акцент, когда ты говоришь по-французски. — Разговорее явно забавлял.

— А я-тодумал, что мой французский безупречен. — Он притворился обиженным.

— Ну, скажем,он почти безупречен, — снисходительно признала она.

— Увы, я непосещал аристократических коллежей, подобных тем, в которых ты провела своююность.

— У меня оних сохранились самые мрачные воспоминания, — внезапно нахмуриласьШанталь.

— Ладно,будем считать, что мы поведали друг другу истории наших жизней, — подвелчерту Мистраль.

— Прошлоемало что значит, меня больше волнует настоящее, — сказала она. —Пойдем, я провожу тебя в твою комнату.

Шанталь взяла егопод руку и повела на второй этаж виллы, где были расположены комнаты длягостей. В комнате Мистраля были две застекленные до полу двустворчатыебалконные двери с видом на бассейн, над которым с криками носились ласточки,иногда пикируя и касаясь крыльями воды, а затем вновь взмывая в небо, чтобыпродолжить свой хаотичный полет до наступления темноты.