Вся наша жизнь,вся радость лишь в мечтах.

«Какая высокая иблагородная мысль», — думала Мария, чувствуя в то же время, что не можетцеликом ее принять. Возможно, она мечтает о Мистрале, потому что не может имзавладеть. Ну а если бы сумела, стала бы она от этого счастливей?

Пока Мариязадавала себе этот и другие вопросы, на которые не находила ответа, раздалсястук в дверь. Это был Петер. Каждый вечер, когда они оставались на вилле, онзаходил навестить ее перед сном.

— Непомешаю? — спросил Петер.

— Присядь, —ответила Мария, обрадовавшись его приходу: Петер отвлек ее от безнадежных имрачных мыслей.

— Что тычитаешь? — Петер сел в ногах дивана.

Она протянула емутомик, и он открыл его наугад. На полях страницы было написано карандашом егоимя рядом со следующими строчками:

Слон — дивноетворение природы,

Он столь жебезобиден, сколь огромен.

Петерчистосердечно рассмеялся:

— Приятно,когда тебя сравнивают со слоном. Это то, что ты думаешь обо мне? — спросилон с любопытством.

— Это то, чтоДжон Донн думает о слоне, — сказала она, избегая прямого ответа.

— Отсюдавидно, как мало он знает об этих животных: разъяренный слон может повергнуть вужас всю округу, — заметил Петер, возвращая ей книгу.

— Я оченьустала, — Мария решила переменить тему.

— У тебясегодня выдался тяжелый день. Ты вновь пережила трагические минуты. Обсуди всеэто завтра с психиатром.

— Я к немубольше не пойду.

— Что-то нетак? — встревожился Петер.

— Нет, все вполном порядке. Просто я поняла, что настал момент, когда надо взять себя в рукии посмотреть, удастся ли мне справиться собственными силами.

— Решайсама, — поощрил ее Петер. — Я завтра уезжаю. Меня не будет несколькодней. Давай отложим все до моего возвращения. Согласна?

— Я подождутебя.

— А ты нехочешь поехать со мной?

— Предпочитаюостаться дома, если не возражаешь. Честное слово, я совершенно без сил.

Петер вновь взялкнигу и прочел вслух:

Я дважды глуп:влюблен и это чувство

В элегияхпечальных изливаю.

— Я должнатебе верить? — робко спросила Мария.

— Нет.Зверюга моего тоннажа, да еще в таком возрасте, не может говорить о любви, нерискуя показаться смешным. Спокойной ночи, ангел мой. — Он на прощаниепоцеловал ее в волосы.

— Ты неможешь показаться смешным. Я никогда в жизни не встречала более серьезного ивнушающего доверие человека, чем ты. И бывают минуты, когда я нахожу тебя оченьпривлекательным.

Но этих слов ПетерШтраус уже не услышал: он вышел из комнаты, погруженный в печальные мысли, иотправился по длинному коридору в свои апартаменты.

С тех пор какМария вошла в его жизнь, Петер Штраус помолодел телом и душой. В детстве онлюбил сидеть на берегу реки и бросать плоские камешки, пуская «блинчики» поводе, пока его мать стирала белье богатым людям. Руки у нее были сработаны докостей, иногда, даже в сильную жару, ее от усталости начинала бить дрожь.

— Что стобой, мамочка? — спрашивал он в тревоге.

— Ангелпролетел и задел меня крылом, — отвечала она, чтобы его успокоить.

— А где онтеперь? — мальчик принимался оглядываться в поисках чудесного видения.

— Не знаю,малыш. Кто ж это может знать? У ангелов большие крылья. Они тебя задевают и тутже улетают далеко-далеко.

Мария стала егоангелом. Она была рядом уже долгое время, но ему казалось, что когда-нибудь,рано или поздно, она исчезнет, улетит далеко-далеко. Однако она не исчезала,она ждала его с робкой улыбкой, с трепетно бьющимся сердцем, со своей чистойдушой, которую кто-то попытался, но не сумел запятнать.

Казалось, он ужемного лет назад и думать забыл об ангелах своего детства, но вот появиласьМария и вновь напомнила о них, вновь заставила его мечтать о любви.

Ему вспомнилисьслова Махатмы Ганди. Великий мудрец, никогда не отвечавший злом на зло,безропотно сносивший любое насилие, не прощал надругательства над женщиной.«Если кто-то изнасилует твою жену, твою мать или твою сестру, — говорилон, — ты должен отплатить». Обуреваемый мыслями о любви и мщении, Петернаправился в свою цюрихскую контору. Штраус намеревался во что бы то ни сталоотыскать разгадку Марииной истории.

Он перепробовалвсе мыслимые и немыслимые комбинации, чтобы найти дом Моретты или связанных сней людей, но безрезультатно. В Болонье по этому адресу не было недвижимости,принадлежавшей какой-либо из швейцарских компаний. Тогда он решил сделатьперерыв в своих поисках и позвонил в Инсбрук.

— ДомФукс, — отозвался женский голос.

Петер удрученнопокачал головой. Он звонил на виллу, где жила его жена с их единственным сыномДжанни. «Гастролерша», как он ее называл, предпочитала носить свою девичьюфамилию.

Когда онипознакомились, а было это уже более четверти века назад, она с восторгомсогласилась на брак, избавлявший ее самое и всю ее семью от тисковаристократической нищеты.

Но когда богатствовошло в привычку, Петер, этот грубый мужлан, лишенный прочных корней и глубокихтрадиций, стал постепенно все больше раздражать Марианну. Она начала попрекатьего отсутствием хороших манер, неотесанностью, «уличными», как она говорила,выходками. Постепенно она отдалялась от Петера, всячески давая ему понять, чтоон будет наихудшим из отцов для их ребенка. Так они, по обоюдному согласию,пришли к раздельному проживанию.

Теперь Джанни ужевырос. Он переходил из школы в школу, всюду демонстрируя весьма посредственныерезультаты. Сын не унаследовал ни музыкального дара своей матери, ни деловыхталантов отца. Его можно было назвать бесхребетным молодым человеком.

При встрече отцу исыну, помимо традиционного обмена любезностями, в сущности, нечего было сказатьдруг другу. И все же Петер любил его и терпеливо ждал, когда же Джанни отброситплохо скрываемое презрение по отношению к отцу и между ними возникнетвзаимопонимание. Петер вспоминал крепкий старый дом, где родился, залитыйсолнцем летний двор, вой ветра снежными зимними ночами, полыхающую огнемосеннюю листву. Вспоминал измученную трудом мать, добрые улыбки родителей, ихсветящиеся любовью глаза. Ну а его сын, маленький Джанни, что он запомнит изсвоего детства и отрочества?

— ГоворитШтраус. Передайте трубку моему сыну, — приказал он экономке.

— Молодойсиньор отдыхает, — ответила женщина.