13. Ибо поистине испытывает голод народ, [состоящий из людей] верующих и познавших [эту] истину, а также душа каждого [верующего], когда они, покинув духовное и благодатное созерцание, становятся рабами прообразов буквы, не напитывая ум величавыми умозрениями, но [лишь] наполняя чувство страстными мечтаниями вместе с телесными отпечатлениями символов Писания. Поэтому и бысть глад по Божественному ведению три лета, лето по лету. Ведь всякий, кто не притекает к духовному созерцанию Божественного Писания, отвергает тем самым, наподобие иудеев, и естественный закон, а также не ведает закона благодати, которым даруется обожение [всем] руководствующимся этим законом34.

14. Итак, трехлетний голод [, о котором речь идет в данном месте Писания,] обнаруживает тот голод, который проявляется у не радеющих о своем [духовном] восхождении при созерцании [Писания]: он делается явным в трех законах – естественном, писаном и благодатном соразмерно нужде в ведении, присущей каждому 35. Ведь радеть о познании Писания совсем не может тот, кто отвергает естественные смыслы сущих, [доступные нам] в [духовном] созерцании, и кто, упорно придерживаясь одних только материальных символов, не постигает духовного величия, [содержащегося] в них. Ибо когда [над умом] владычествует [748] одно только историческое повествование Писаний, тогда не исчезает и довлеющая над мыслями сила преходящих и временных [вещей]36. [И таким образом,] еще остаются в живых чада и потомки умершего Саула числом семь, то есть остается телесное и преходящее служение закона, от которого по приведенной выше причине обычно рождается у людей, любящих тело, страстное расположение [души], которое имеет [своим] помощником [в приумножении] лжи порядок, обнаруживающийся в символах37. По этой причине, как я думаю, не было голода во дни Саула, то есть во время законнического служения по плоти нельзя было обнаружить [в иудеях] нужды в духовном ведении. Однако во время Евангельской благодати, когда владычество буквы уже прошло, а мы тем не менее не воспринимаем всё Писание духовно, то тогда, разумеется, испытываем голод, не вкушая подобающего христианам таинственного служения по духу. И как только мы, чувствуя [бытие], наподобие Давида, взыскуем лице Господа38, то [сразу же] ясно научаемся, что поскольку мы не воспринимаем соответствующие естеству смыслы [вещей] для того, чтобы взойти к таинственному созерцанию в духе, но еще придерживаемся телесных помыслов буквального закона, постольку благодать ведения отнимается [у нас].

15. [Писание] гласит: И вопроси39Давид лица Господня. И рече Господь: над Саулом и над домом его обида в смерти кровей его, понеже умертви Гаваониты (2 Цар. 21:1). Давид есть всякий ум, обладающий ясным духовным видением по Христу40, который всегда взыскует лица Господа. А лицом Господа является истинное созерцание и ведение Божественных [вещей, обретаемые] в соответствии с добродетелью; взыскующий этого созерцания научается и относительно причины, вследствие которой [ощущается] недостаток и нужда в ведении. И повелевается [царю] предать смерти двух сыновей Саула от наложницы Ресфы и пятерых сыновей Меровы, его дочери. Саул же есть, как я сказал, «востребованный ад», или «вожделенное неведение». Очевидно, что вожделенным является неведение, [то есть вожделенной является] законническая буква или телесная сила служения в Законе, которая есть телесное [начало] Закона, или ум, чувством телесно держащийся только за вещество буквы41. «Ресфа», согласно толкованию ее [имени], есть «поприще уст», или же научение Закону, сводящееся к одному только [внешнему] произнесению слов его. И тот, кто чужд духовному созерцанию Закона, обладает одним только «поприщем уст», [будучи непричастен движению] мысли. У Ресфы имеется два сына – Ермоний и Мемфивосфей. Ермоний есть «анафема их», то есть пагуба страстей, осуществляемая во грехе через тело; или же [это имя означает] место, то есть мир, где и ниспослано было [человеку] наказание за преступление [заповеди], то есть сластолюбивая внутренняя привязанность к миру или, возможно, приверженное к материи, безобразное и бесформенное движение страстей42. «Мемфивосфей» есть «позор уст их», что означает противоестественное движение ума окрест порока43, или мысленное представление о страстях, а возможно, [страстно привязанное] к миру и телу рачение помыслов44. Или [имя «Мемфивосфей» подразумевает] движение ума, которое придает образ страстям, а также движение, образующее красоту для чувственного наслаждения. Таковых детей от научения Закону, сводящегося

[749] к одному только [внешнему] произнесению слов его, и присуще рождать писаному закону и смыслу этого Закона, прилепляющемуся к одной только букве. Мерова же, дочь Саула, есть, согласно толкованию ее [имени], «пресыщение горла», то есть страсть чревоугодия. Ибо буквальный Закон, замыкая [в своих] символах тех, кто служит соответственно ему, знает только одно: порождать телесную негу и такое душевное расположение, которое склонно наслаждаться только материальными [вещами]; а ум, вследствие страстно привязанной к плоти жизни, ограничивает [себя одними] образами писаного закона. Пять сыновей Меровы, дочери Саула, суть пять страстных способов злоупотребления пятью чувствами: эти способы обычно и рождают Есдриилю, то есть [нашей] созерцательной части, душевное расположение, которое, вследствие [плотской] неги, соответствующей закону, радеет об одном только теле.

16. Этих двух сыновей Саула, то есть материю и форму45, и пять внуков его, то есть пять способов злоупотребления чувствами касательно материи и формы (я имею в виду страстную и противоестественную связь чувств с чувственными [вещами], находящимися во власти времени и изменения)46, – их после смерти Саула (то есть после перехода через телесное служение Закону по букве и через неведение) и предал по Божию решению чудный Давид на смерть гаваонитам; то есть духовный закон, или ум, [передал] возвышенным смыслам и мыслям, соответствующим естественному созерцанию, для истребления и умерщвления [проявляющуюся] в символах саму всеобщую связь того, что находится под властью времени, вместе с чувством и телом. Имеются в виду те смыслы и мысли, которые находятся на холме Саула, то есть на холме закона духовного созерцания. Ибо если кто-нибудь, не рассмотрев естественным образом и прежде всего несхожесть символов с Божественными и умопостигаемыми [вещами], возжелает прийти в уме к благолепию умопостигаемого, совершенно оставив чувства вне Божественного святилища, то он не сможет сразу же уничтожить телесное разнообразие, [обнаруживающееся] в отпечатлениях47. [Пребывая] в этом разнообразии48 и долгое время упорно придерживаясь буквы [Писания, человек], естественно, не избегал нужды, [проистекающей] из голода [и потребности в духовном] ведении. [Тем самым] он осудил себя, подобно змию-лжецу, на то, чтобы есть землю Писания49, то есть он питался телом [этого Писания], но не вкушал смысл Христов, или дух и душу Писания, – тот небесный и ангельский хлеб (я имею в виду духовное во Христе

созерцание и