Ингрид, не отводя взгляда от пространства с окружившими нас боевиками, буркнула:

– Что-то надумал, Пифагор?

– Сколько же ты патронов извела, – ответил я с укором. – Какой ущерб стране и народному хозяйству!.. А на борьбу за бессмертие и вечное здоровье для всех вечно нет денег!

– Это трофейное, – заверила она.

Я покачал головой. В ее руках автоматическая винтовка MDR калибра 7.62х51, не самая новая, но зато бьет дальше и, главное, пробивает любые бронежилеты, хотя в данном случае боевики обходятся без них.

– Это штурмовая винтовка, – сказал я, – которые недотепы называют автоматом, выпущена на «Desert Tech», стоит двенадцать тысяч долларов, а каждый патрон восемь долларов, в рублях вообще не вышепчу.

– За эти автоматы заплатили валютой наши противники, – объяснила она. – Думаешь, народные деньги просто так уходят на танки и самолеты?.. Мы их продаем за сумасшедшие суммы, а на чаевые субсидируем науку.

– А-а-а-а, – сказал я, – тогда нужно больше танков делать. А наши ядерные бомбы нельзя кому-то продать?

– Можно, – ответила она, – но нельзя.

– Жаль, – сказал я, – тогда бы точно на сто наук хватило. И народ бы ломился в ученые, а не в менеджеры.

Там во дворе вспыхнула безобразная стрельба, отвратительно грязная, как на взгляд ученого, впечатление такое, что им просто нравится стрелять, в восторге, когда в ладони зажат приклад автомата или рукоять пистолета, и тот вздрагивает и отпрыгивает при выстреле, а его надо удерживать, как норовистого коня.

Ингрид выпустила длинную очередь, но покосилась на меня и начала отвечать короткими, но все же очередями.

Я по-прежнему стрелял одиночными, зато достаточно точно, а если пуля из моей винтовки попадала не в голову, а в шею или грудь, у меня такое чувство, что рядом громко и отвратительно поскребли острием ножа по стеклу.

Правда, такое случалось очень редко, мозг хорошо контролирует тело, рука у меня как у Шатерхенда. Я нажимал курок и видел, как пули с наконечником из закаленной стали разбивают головы, а если кто в бронежилете, в тех оставляют дыры, погружаясь на ладонь в живую плоть…

…и ни малейшего сожаления или чувства вины, как должен бы чувствовать.

Ингрид прокричала:

– Что с тобой?

Я переспросил:

– А что не так?

– Ты застыл, – крикнула она. – Про мышек вспомнил?

– Все мы только мышки, – ответил я. – Блин, все-таки мы попали…

Они выскочили со всех сторон, раздались частые выстрелы, пока еще торопливые, но пули влетают в окна и бьют в потолок, со звоном разлетелось стекло, взвизгнуло какое-то железо, что-то звякнуло от срикошетившей пули.

– Продолжай, – велел я Ингрид, – я на ту сторону!

Немного опоздал, они уже бегут наверх по лестнице. Я торопливо хватанул гранату, выдернул чеку и, чуть выждав, бросил вниз на лестничный пролет.

Там грохнуло, раздались крики, я приготовил еще одну и бросил снова туда же, стараясь попасть ниже.

Мозг работает в турборежиме, а медленное тело выжимает из себя все, на что способно: я быстро целился, стрелял, переводил прицел на следующего боевика и нажимал на скобу.

Это потом я понял, что для них я двигаюсь невероятно быстро, настолько быстро, что попасть в меня можно было только случайно, а мои одиночные выстрелы звучат почти как автоматная очередь, и там сраженные моими пулями падают, как подрубленные деревья.

За спиной Ингрид тоже стреляет короткими очередями, а я на своей стороне дома перебегал от одного укрытия к другому, сейчас главное – не дать им приблизиться, от пули я могу рассчитать, как уйти, но не от осколков гранаты.

Один все-таки швырнул, однако я успел попасть в нее пулей в тот момент, когда только-только выскальзывала из его ладони…

Еще трижды бросали гранаты, и трижды расстреливал в воздухе, трупов стало еще больше, наконец поняли, что нас вот так не взять, нужно либо бомбить, а где взять самолеты, либо из танка, но и танков у боевиков пока нет, хотя… хотя есть гранатометы.

Если мне пришла такая мысль, то думаю, они додумались еще раньше, теперь вопрос только в том, через сколько минут во все окна полетят снаряды.

Ингрид, наконец-то экономя патроны, стреляла уже вовсе одиночными, целясь тщательно, повернула ко мне ожесточенное лицо.

– Господи, сколько же их!

А в самом деле, мелькнула у меня злая мысль. Прут, как тараканы, нет им числа. Не нужно даже прицеливаться, все равно не промахнешься, не тот, так другой, какая разница, такие не нужны…

Я швырнул из окна одну за другой две гранаты, они покатились под ноги атакующим.

Ингрид вскрикнула:

– Да где ты их…

Грохнули один за другим взрывы, сухие и неэффектные, никакой пиротехники, но с десяток боевиков разметало в клочья, а более удаленные рухнули на землю, кто пытался отползти, кто корчится от невыносимой боли на том же месте.

– Если пришлют сюда еще людей, – крикнула она, – нам крышка!

– Не пришлют, – буркнул я.

– Почему?

– Уже знают, что нас всего двое.

– Не захотят позориться?

– И это тоже, – согласился я. – Меняй огневую точку!..

Она поднялась и отбежала к другому окну, на миг показавшись в открытом пространстве, а двое боевиков, что приподнялись, намереваясь достать автоматными очередями, одинаково откинулись назад, получив от меня по пуле в лоб и в переносицу.

У второго был бы шанс, приподнимись одновременно с первым, а так я сперва всадил пулю в лоб того, кто вскинул автомат на долю секунды раньше, а потом выстрелил во второго, и у него как будто появился третий глаз между двумя прежними.

Ингрид крикнула задорно:

– Я на это и рассчитывала!

– На что?

– Я тебя раскусила, криворукенький ты наш!

Я повернулся к Абигель, она трясется крупной дрожью и смотрит на меня с ужасом.

– Абигель, – сказал я строго, – слушайте внимательно. Вы все время сидели в подвале связанная и с мешком на голове! Потом, когда вас вытащили, все были убиты, а вы видели только нас!

Она судорожно закивала, еще не понимая, что и зачем это говорю сейчас, а я пояснил:

– Иначе, – сказал я зловещим голосом, – вас будут таскать на допросы, а потом и пристукнут вроде нечаянно за то, что слишком много видели!

Она вскрикнула жалобно:

– Я все время сидела в мешке! И ничего не слышала. И не видела! И сейчас ничего не слышу и не вижу!

– На этом и стойте, – одобрил я, коснулся пары клавиш, через несколько долгих секунд на экране смартфона возникло ошарашенное лицо Левченко.