У Левченко на его базе мы с Ингрид после сытного обеда с наслаждением пили кофе, сам хозяин расстегнул воротник на одну пуговицу, большей вольности себе не позволил, даже пояс не ослабил, хотя, тоже проголодавшись, перекусил всласть.

Я сижу спокойно, головой не верчу, но уже понимаю, что в прошлый раз мне показали здесь только кончик верхушки айсберга. Сейчас вижу почти всю верхушку, то есть понимаю, что это не просто полевой блиндаж, каким его должны видеть со спутников, чтобы не принимали всерьез, а настоящее укрепление в скальном грунте, где ярусы этажей уходят на пару сот метров вглубь, а грузовой лифт в случае необходимости поднимет из тоннелей тяжелую технику.

– За внучку Стельмаха не волнуйтесь, – произнес он успокаивающе. – С нею сейчас беседует наш психотерапевт. Процедура такая. Вам, понимаю, он ни к чему.

– Если психотерапевту нужна помощь, – сказал я скромно, – могу побеседовать. С психотерапевтом.

Он засмеялся, широкие коржики, характерные для этих мест, звучно захрустели на его крепких зубах.

– Да вы побеседуете… Вон сколько уговорили! Все здание кровью пропитается. Прямо Шекспир!.. Это только у него гора трупов в конце каждой пьесы, а сцена залита кровью. Как говорят наши эстеты, для быдла творил.

Ингрид подумала, поинтересовалась:

– Сцена? Значит, он пьесами занимался?

Левченко кивнул, посмотрел на меня уже серьезными глазами.

– Мне все чаще кажется, мы не на той стороне. А вам?

Ингрид спросила:

– Должны быть на стороне халифата?

Он усмехнулся, покачал головой.

– Напротив. С халифатом тоже боремся недостаточно. Говорим про успешные действия, а уже три города вдоль границы захвачены бандами ИГИЛа. Пусть городки мелкие, пусть там народ чем-то недоволен русскими, но все равно это наша страна!.. Я знаю проблему с вашим Стельмахом. Нет, подробностей не знаю, тем более не видел документов, но слухи, слухи среди нашей секретной службы… Я, честно говоря, обнародовал бы, как было на самом деле! Пусть умоются, сволочи.

Он посмотрел на меня пытливо, я понял вопрос, развел руками.

– Думаете, я не хочу? Мне тоже хочется злорадно крикнуть, что госдеп нас вовсе не победил. Сами повзрослели и поняли, что лозунг, который везде тогда висел «Мы придем к победе коммунизма», все-таки верен, мы придем, но не в этот раз. Слишком рано начали. Человек пока еще животное, еще очеловечивать и очеловечивать. А сейчас… отказавшись от строительства коммунизма и сбросив с себя тяжесть дотационных республик, Россия не только сумела вздохнуть свободнее, но и очень ловко подставила Европу и Америку!.. Те, пользуясь моментом, начали жадно хватать отпавшие от бывшей империи куски и делать их членами Евросоюза…

Ингрид, которая Стельмаха слушала очень внимательно, сказала Левченко с важностью:

– А Штаты, у которых аппетиты поглобальнее, начали хватать все, что оставила Россия по всему миру. А та тоже не успела опомниться, как у нее начал трещать хребет от непосильных нагрузок. Их главная беда, что и привела к краху, в непомерном чванстве! Они так усердно доказывали всему миру, что это не СССР развалился, а они своей мудрой политикой развалили, победили, сокрушили и вообще уничтожили советскую империю, а вместе с нею и всю коммунистическую идеологию, что сами в это поверили!

Он молчал, не убежденный еще, я сказал с мягким нажимом:

– На это в КГБ и рассчитывали! В упоении «победой» западный мир потеряет осторожность, не станет учитывать трагический опыт Советского Союза… в самом деле, чего учитывать опыт побежденных?.. и попадется в расставленную для него ловушку. Это долгосрочная стратегия. В масштабах страны, тем более, мировых, иначе не бывает!

– Гм, – сказал он, – что-то не вижу, что они там уже подыхают в ловушке!

– У огромных стран и блоков, – повторил я, – огромная инерция. Теперь Евросоюз, как раньше СССР, тянет на себе те республики, что не умели и не хотели работать, а только обвиняли Москву, что она их объедает. Теперь они в Евросоюзе, но Евросоюз не цацкается с ними, как Москва. Мы видим, как они становятся аграрными придатками Старого Евросоюза, население резко уменьшается… Но даже так Евросоюз сразу начал стонать из-за этих алчных, требовательных….

Ингрид сказала мстительно:

– Это еще они не приняли в свой состав среднеазиатские республики! Вот бы им еще Таджикистан, Узбекистан, Киргизстан… Надеюсь, и не примут, тогда у них совсем все рухнет! Нам это не нужно, как бы мы с Европой ни ссорились, но это наша Европа, она и нам нужна, это же все-таки духовный и научный центр, пусть уже только исторический…

– Второй такой центр, – поддержал я, – а по значимости первый – это США. Мы хоть и воюем против, но болеем за них и желаем, чтобы они выдержали все испытания. А воюем только из-за их оскорбительного чванства, когда они решили, что априори правы всегда и во всем, а мы только должны слушать и подчиняться.

В комнату заглянул солдат, Левченко покосился в его сторону.

– Карабибулин прибыл?

– Нет, шейх Исмаил-оглы.

Левченко отмахнулся.

– Пусть его лейтенант Багрянцев примет. Нет, лучше сержант Иванченко.

Солдат исчез, я заметил:

– Не слишком ли грубо? Все-таки шейх…

Он поморщился.

– Он такой же шейх, как из меня балерина. Здесь каждый бандит, сколотивший вокруг себя десяток головорезов, объявляет себя шейхом или беком, а то и вовсе эмиром.

Я сказал с укором:

– Все-таки с врагами не просто контактируете, а сотрудничаете…

Он сказал резко:

– Это не сотрудничество!

– А что?

– Они делают то, что мы указываем.

– А чем расплачиваетесь? – спросил я.

Он посмотрел на меня пристально.

– Это не ваше дело. Мне кажется, вы влезли слишком глубоко, профессор. А это чревато.

Я вздохнул.

– Вы же государственник, не либерал. Как вы можете сотрудничать с такими?

В комнату заглянул офицер, взглянул на Левченко с вопросом в глазах.

– Вертолет укомплектован ракетами. Погружено еще два десятка гранатометов и пять стингеров. Что-то еще?

Левченко отмахнулся.

– Достаточно. Присоединяйтесь к нам, лейтенант Багрянцев. Кофе здесь дивно хорош… Вот товарищ профессор утверждает, что недостаточно ювелирно ведем борьбу с этими бандами…

Лейтенант взглянул на меня с тем интересом, как смотрят дети на «гляди, живой профессор», но сказал почти равнодушно:

– Товарищ профессор не знает, что этот халифат, хоть и объявил священную войну всему Западу, отрезает головы практически только своим?.. Я имею в виду, мусульманам… За все время головы отрезал четырем англичанам, троим японцам, одному американцу, но за то же время головы были отрублены трем тысячам мусульман различных конфессий!