До того места, где огневые позиции, не больше пятисот метров, могу попасть в блюдце, но пока ничего не видно, там погашен любой свет, как, к счастью, и здесь, так что я, стараясь не шуметь, прицелился, нажал на спусковую скобу.

Граната сорвалась совершенно бесшумно, обожаю бесшумные гранатометы, как и вообще бесшумное оружие, я же тонкий и чувствительный музыкант с ранимой душой…

Ингрид уже протягивает вторую, я выстрелил, первая взорвалась, осветив яркой вспышкой баррикаду из ящиков, бочек и даже блоки массивных станков, а вторую, уже мгновенно вычислив расстояние, я взорвал над головами засевших за баррикадой.

Ингрид подавала и подавала гранаты, каждая наносит ущерб, как авиационная бомба, я выпустил полдюжины, как вдруг Ингрид вскрикнула:

– Там сейчас ад… но заложницу не убьем?

– Даже пальчик не прищемим, – заверил я. – Они что, выставят ее на переднюю линию? Она для них сейчас все на свете… Давай еще одну на дорожку… нет, осветительную, и делаем рывок!

Сделав последний выстрел, я быстро сбросил с плеча гранатомет, винтовку на ремне забросил за спину, Ингрид как-то странно покосилась на мое лицо.

– Ты кто?

– Умный человек в стране… кроманьонцев, – ответил я, в последний момент заменив слово «идиотов» на более цивильное. – Ты же видишь, чем занимаюсь?.. Пошли!

Над баррикадой защитников вспыхнуло слепящее солнце, даже нам ярко, я ринулся со всех ног в ту сторону, Ингрид понеслась в двух шагах слева, но быстро отстала, потому что начала сразу стрелять, а я добежал до развороченных баррикад с десятком изуродованных тел, перепрыгнул через попавшиеся под ноги ящики и двинулся дальше уже медленнее, высчитывая, кто где затаился, кто где сейчас выпрыгнет с диким криком навстречу, и бил короткими прицельными выстрелами.

Дважды подобрал автоматы, сменил рожок и пошел дальше, злой и яростный, чувствуя себя тем зверем, что вторгался в изнеженный Рим с надушенными легионерами и режет все живое, иногда насилует, но чаще просто убивает, потому что там прошлая жизнь, обязанная уступить место нашей новой, то ли варварам, то ли сингулярам.

Mark 23 в ладони хорош, настоящее произведение научного прогресса, хотя, конечно, свинство создавать оружие, но, думаю, его было так же приятно творить, как и сейчас пользоваться.

Пригибаясь, стараясь двигаться как можно бесшумнее, мы проскакивали вдоль стен, время от времени ненадолго затаивались, менялись местами, постоянно прикрывая один другого.

Однажды наткнулись на целый отряд, что явно держится обособленно от других, они нас не заметили, мы притаились за бочками, а боевики прочесывают подземелье быстро и четко, пробираются вдоль стен, выпрыгивают уже в полной готовности к стрельбе, двое с автоматами, еще несколько человек сзади в темноте.

Я подумал, с мрачным удовлетворением, что автоматы – это хорошо. Они дают чувство уверенности, но на таком расстоянии служат всего лишь средством устрашения.

Когда ближайшие подошли совсем уж близко, я тщательно прицелился из пистолета, нажал на скобу и поспешно перевел прицел на второго, не дожидаясь, когда первый упадет.

Второй успел инстинктивно открыть огонь в ответ на первый выстрел, но пуля ударила в его открытый для крика рот, и боевик рухнул на спину, выронив автомат.

В темноте раздались крики, хлестнули две длинные очереди. Несколько пуль звонко ударили по бочкам.

Дождавшись паузы, я ринулся, пригибаясь, вслед за Ингрид. Однажды пробежал через полосу света, тут же застучали автоматные очереди, несколько пуль с неприятным визгом срикошетили от стен и потолка.

Освещение скудное, сюда заходят редко, мы пробежали по выщербленному цементному полу, под стенами, покрытыми крупной кафельной плиткой, несколько бочек, два полотера явно в нерабочем состоянии.

Дальше коридор настолько широкий, что по нему могут носиться не только электропогрузчики, но и «КамАЗы», только потолок низковат. Примерно через сотню метров мозг сразу уточнил, что за спиной сто двадцать шагов, а это значит сто тридцать два метра, могло быть и больше, но мы не все время бежали, дважды переходили на шаг… Опять поворот.

Слева коридор, никаких указателей, я поколебался и потащил Ингрид дальше, пока не увидел нечто вроде командного пункта начальника цеха, то есть приподнятую комнату с широкими окнами и металлической дверью. Само помещение тоже из толстых листов металла, явно его так и перевозят с места на место.

Из выбитого пулями окна раздался голос:

– Ну что, профессор?.. Не знаю, как ты сюда добрался, но здесь ты и останешься!.. заложница у меня, и пистолет у ее виска. Понял?

Ингрид прошептала:

– Нам не успеть. Этот гад выстрелит раньше.

– Эй, – сказал я, – заложница не у тебя.

Он крикнул издевательски:

– Ага, затрясся? Я здесь один, но сюда уже бегут люди со второго участка! Через пару минут будут здесь. Может, высунешься, я красиво всажу тебе пулю между глаз, и на этом покончим? А то здешние ребята такие звери, любят поиздеваться над неверными…

– Если заложница у тебя, – крикнул я, – пусть покажется. Тогда поговорим!

Он захохотал громче.

– Покажется, чтобы ты застрелил?.. Нет уж… но голосок сейчас подаст…

Тут же донесся болезненный женский вскрик. Ингрид злобно выругалась, я молча прицелился в металлическую стену внутри помещения, что отсвечивает слева, моментально рассчитал угол.

Палец боялся нажимать на скобу, но все-таки я заставил сделать усилие. Грянул выстрел, пронзительно вжикнула срикошетившая пуля.

Ингрид с диким воплем ворвалась в каморку, я вскочил следом и увидел, как морпех с нашивками лейтенанта поднимается с пола, из раненого срикошетевшей пулей виска течет кровь. Ингрид остановилась перед ним, держа обеими руками пистолет, нацеленный в голову.

За морпехом в углу сжалась в комок заложница, такая маленькая, что в метр семьдесят и семьдесят восемь килограмм даже не верится.

Я дважды выстрелил, пули ударили его почти в упор, пробив ключицу и грудь, отшвырнули к стенке напротив. Пистолет его остался на полу, сейчас наугад шарил растопыренной ладонью, ничего не видя залитым кровью глазом.

– Сволочь, – пошептал он, – руки кривые…

– А сейчас? – спросил я и выстрелил ему в голову.

Ингрид вскрикнула негодующе:

– Нужно брать живым!

– Зачем? – спросил я. – У нас демократия, наши два голоса с Абигель против одного твоего!

Абигель поднялась на дрожащих ногах, испуганная и с перепачканным лицом, Ингрид сказала ей быстро:

– Все кончилось!.. Мы сейчас отвезем вас в Москву. Или в Швейцарию, куда хотите.

Абигель разрыдалась и повисла на моей берберской жене, как енот на дереве.