Он свободной рукой выдернул из ножен десантный нож, я молча выстрелил ему в колено. Он рухнул на пол, раненой рукой инстинктивно ухватился за рану, но тут же привстал и снова выставил вперед нож.

Я выстрелил в кисть с ножом, он вскрикнул, нож выпал. Я повесил автомат на плечо, выдернул из кобуры пистолет. Он люто смотрел на меня снизу, а я сделал шаг вперед и с силой ударил по губам рукоятью пистолета.

Звучно хрустнули выбитые зубы, брызнула кровь из разбитого рта, но он сдержал крик боли, глядя в мое лицо.

– Где заложница?

Он прохрипел:

– Догадайся… ты же профессор…

Я увидел по камерам слежения, что по коридору в нашу сторону бегут двое с автоматами.

– Говори быстро, – велел я.

Он бесстрашно взглянул в темное дуло.

– Ты не выстрелишь. Я офицер ГРУ…

Я приставил к его голове ствол.

– Уже нет. Последний раз спрашиваю!

Он сказал люто:

– У тебя рука дрожит! Духу выстрелить не хватит…

Я нажал курок, выстрел грянул глухо, голову чуть откачнуло, с той стороны вылетел целый фонтан из крови и мозгов.

– Вроде не дрожит, – сообщил я.

За дверью раздался топот, я не стал оборачиваться с нацеленным в ту сторону пистолетом, картинки со штатовского метеорологического спутника нет, но я и без него по топоту женских копытец узнаю Ингрид, подбегающую к двери.

Она охнула, увидев в комнате троих убитых.

– Кто их так?..

– Увидели тебя, – ответил я, – и застрелились. А те двое в коридоре…

– Тоже застрелились, – отрезала она. – Что-нить узнал?

Я кивнул на Демидова.

– Да. Его совесть замучила, успел сказать, куда утащили заложницу. Но ничего не просил передать родным, что странно…

– Здорово, – сказала она озадаченно, – как тебе везет, с тобой даже мертвые разговаривают. Да ладно, не смотри так! Понятно, успел сказать, а потом умер. Ты не пытал?

– Как я мог, – буркнул я. – Хотя человек не мышка, его можно… Но некогда-некогда, вся жизнь такая, спешим, спешим…

Она зябко передернула плечами.

– Не хотела бы я такое видеть… Будем догонять?.. Иди ты уже выдохся?

– Полностью, – ответил я. – Но придется раскупоривать второе дыхание. Не могу же надолго отрываться от работы!.. Мои мышки по мне скучают.

Она посмотрела зло, как это я не считаю это работой, это же и есть самая опасная и нужная на свете работа, дурак какой-то, на мышах зацикленный, ерунду порет, как это можно на них проверять лекарства, что пойдут людям, люди не совсем мыши…

– Там за сараями я видела пару автомобилей, – сообщила она.

– Видишь, – ответил я, – какой я запасливый!

– Ты их просто не увидел, – сказала она обвиняюще. – Пироман несчастный!

– Пироманы все счастливые, – возразил я. – Огонь – это прекрасно!

Перед тяжелой металлической дверью я придержал Ингрид, старательно проработал в голове варианты, наконец толкнул дверь.

– Растяжку ждал? – спросила она язвительно. – Даже запереть не успели!

– Это не значит, – сказал я, – что бегут сломя голову. Заложницу тащат, а кто-то останется для прикрытия.

Ступеньки ведут вниз и вниз, справа и слева холодные каменные стены, пролеты по девятнадцать ступеней, уже насчитал восемь площадок, и снова по девятнадцать, где отчетливо видны на толстом слое пыли свежие следы множества ног.

Ингрид пробормотала в замешательстве:

– Что же это такое…

– Знаю, – ответил я, – но не скажу.

– Брешешь, – отрезала она. – Не загон для твоих мышек, точно.

– Стой! – сказал я страшным шепотом.

Она застыла, выставив перед собой ствол автомата.

– Что-то заметил?

Я прошел мимо, прижав ее к стене, Ингрид тревожно вслушивалась в звуки, что вроде бы доносятся снизу.

– Нет, – сообщил я, не оборачиваясь. – Просто пойду впереди, как и принято в культурных странах ислама. Мы же на чьих землях, забыла?

– Скотина, – сказала она. – У меня чуть сердце не выпрыгнуло.

– Тут выпрыгнет, – сказал я с тоской. – Дикость какая… даже вай-фая нет!

Она оглянулась, глаза на бледном лице стали совсем огромными, как у молодой совы.

– Ты чего?.. Нам только вай-фая и недостает! Как жить?

– Не представляю, – ответил я зло. – Хотя… погоди-ка… Ага, скоро спуск закончится.

– Откуда знаешь?

– Откуда-откуда… От верблюда. Чувствую разницу температур. О термопреферендумах слышала?

Еще площадка, поворот, и после девятнадцати ступеней железная дверь, я остановился, прислушался, проверил мысленно замок, лишь тогда решился осторожно приотворить, высовывая перед собой ствол автоматической винтовки.

Ингрид, похожая на гранату с выдернутой чекой, жарко дышит в затылок, шепнула зло:

– Пропусти вперед!

– Женщина должна идти на два шага сзади человека, – напомнил я. – Если, конечно, не по минному полю.

По ту сторону двери темный, так показалось после яркого света вверху, простор, но глаза приморгались, я рассмотрел каменные плиты под ногами, что уходят вдаль, длинную цепочку ламп…

Она вышла следом, спросила так же язвительно:

– Что, там вай-фай?

– Точно, – ответил я. – Будь осторожнее.

Она посмотрела с недоверием, слишком я серьезен, но вообще-то хотя вай-фая и нет, но попытки выйти на связь засекаю сразу, достаточно включить мобильник, чтобы я увидел, в какую сторону потащили заложницу и в каком месте сейчас.

– Ого… Это куда нас занесло?

– Не занесло, – поправил я, как человек строгой науки, – а сами приперлись… Зачем? На одного больше, на одного меньше… Почему из-за одного человека часто зависит так много?

Она процедила:

– Завидуешь, что от тебя ничего?

Помещение просто исполинское, втрое шире перрона метро, сколько в длину, даже не знаю, все тонет в темноте, однако по мере того, как продвигаемся, держа оружие наготове, лампы на стенах дают свет. Не слишком яркий, в таких редко посещаемых помещениях экономить нетрудно, но достаточный, чтобы различать даже плитки на стенах.

На полу яркие блики от ламп, камень влажный, как и стены, слева я даже увидел мокрую стену. Ход не оборвался, продолжается, но справа и слева отделились два тоннеля, по которым тоже вполне могли бы ходить поезда метро, но рельс нет, пол идеально ровный, чувствуется армейское строительство, на подготовку к войне и обороне денег отпускается из казны немерено, это не какая-то сраная наука, кому она здесь нужна….